Татьяна Зубачева - Мир Гаора

— Ага, — кивнул Махотка, — а это чо, Рыжий, по-фронтовому?

— По-армейски, — рассмеялся Гаор.

С хода точно на своё место в строю, Старший кивает ему, пробегая на рапорт, пересчёт, обыск, замечаний и приказа явиться после ужина в надзирательскую нет, и он скатывается по лестнице вниз, в жильё. Где он всегда среди своих, где не один. Комбез на крючок, ботинки под крючок, всё с себя скинуть, бельё на перекладины изножья и голышом, чтобы тело дышало, бегом умыться, на обратном пути натянуть рубашку и штаны и в столовую.

— Ну, как, Рыжий?

— Нормально! Как тут?

— Громку ввалили.

— Это за что? — удивляется он.

И ему, хохоча, рассказывают, как Громок — молодой парень из новокупок — был послан на склад и перепутал всё.

Громок шмыгает носом и жалуется, что коробки навовсе одинакие, а он-то…

— А ты учись, — отвечает, усаживаясь на своё место, Махотка, — я вот тоже, привезли меня когда сюды, даже букв не разбирал, а теперя… — и гордо озирает стол.

— Видали тебя, видали, — смеются в ответ.

— Князем ездил.

— Магарыч с тебя, Махотка.

— И с Рыжего надоть.

— Он учил.

— А я и не отказываюсь, — весело отвечает Гаор.

— Ну, так чо, браты? Гулям?

— Гулям, — кивает Старший, принимая миску с кашей. — Но не седни.

— Чо так?

— Выдача когда?

— Верно, два дня осталось.

— Ну, понятно, парни получат, так и гульнём.

— А глядишь, за два-то дня ишшо подвалит кому.

— Вячку старшей по бригаде сделают, — вполне серьёзно говорит Гаор.

И все хохочут так, что даже есть не могут. Смеётся и Вячка и невнятно, как всегда, угрожает, что вот ты только попроси, так я тебе…

— И что? — интересуется Тарпан. — Дубравку с Аюшкой с собой возьмёшь?

И новый взрыв хохота. Что Дубравка, а за ней и Вячка с Аюшкой сохнут по Рыжему, все знают и охотно дразнят девчонок.

— И не много меня на вас троих будет? — интересуется Гаор, допивая чай. — Махотка, на права учить будешь?

— Будет, — отвечает за Махотку Юрила.

— А куды ж он денется, — кивает Полоша.

А Мухортик сидит ну такой гордый, будто не его земеля, а он сам на водилу выучился. Ну, почти выучился, до Рыжего Махотке ещё ой как далеко, но всё ж таки не хухры-мухры, зимой наравне с Рыжим снег трактором чистил, а теперь и сам кой-чего могёт.

Гаор с удовольствием участвовал во всех праздниках и сварах, неизбежно возникавших в тесном пространстве спален и коридора. До серьёзных ссор не доходило, до драк тем более: Старший влеплял неукоснительно и справедливо. Более сильный и умный получал больше. Не задирайся, а коли умнее, то и не доводи. Все проблемы решались келейно, в своём кругу и так, чтобы надзиратели не знали. И не потому, что боялись наказаний, а… в училище сежанту-воспитателю, тем более офицеру никогда не жаловались, в армии тоже обходились своими силами, а здесь-то… кто ж врага против своего зовёт?! Это ж совсем ссучиться, так и до стукача в момент докатишься. А стукачей в спальнях не было. Надзиратели подслушивали, но к ним никто не бегал. Все у всех на глазах, попробуй, стукни. И пожалуй, нигде Гаор не чувствовал себя так свободно, как в вечерней спальне, он потому и рискнул так на Новый год. А после отбоя, лёжа на своей койке, открывал папку и доставал листы. Ну и что, что напечатанным этого никто не увидит, главное, что своё дело он делает, и если придётся встретиться с Седым, здесь ли или уже у Огня, он перед Седым чист.

На этот осенний солнцеворот он ничего делать не стал, даже и не пытался, и не думал. Обычаи и обряды дуггуров всё дальше уходили от него, становились чужими и ненужными. Хотя на Новый год он попробовал…

…Если в новогоднюю ночь, в самый момент перехода через суточный рубеж, сесть под ёлку и прижаться спиной к стволу, то загаданное исполнится. И Гаор зачем-то решил рискнуть. Охрана перепьётся, пить они начинают сразу после выдачи, к полуночи будут в кондиции, и у него появится шанс. Чем это может обернуться, если хоть что-то сорвётся, он не думал. Не хотел думать. Ведь ясно, меньше "ящика" за такое нарушение распорядка ему не отвалят. Ну, так сколько отвалят, столько и возьмёт, а вот если получится и сбудется загаданное… то ради этого стоит рискнуть.

И вначале всё шло по-задуманному. Как всегда утренняя гонка и суматоха. Вместо гаража он помогал на складе Салаге с Глуздырём, бегал то в зал, то из зала, то на покупательскую стоянку, то ещё за чем-то… после обеда завоз товара, праздничная выдача и… и их время, начался праздник. Гаор, как и все пошумел и потолкался в коридоре, но тиская у самой двери в нижний тамбур удачно подвернувшуюся под руки Белену, чутко прислушивался к шагам и стукам. Да, и у тех гульба началась. Но надо дождаться ночи.

После ужина он поиграл с Вороном в шахматы, уроки в честь праздника отменили, обдул в шашки всех желающих, вышел в коридор и охотно повалял дурака с девчонками, вернулся в спальню, снова вышел в коридор, снова вернулся… Он мельтешил у всех на глазах, мотаясь взад-вперёд и незаметно одеваясь на выход. Броского, издали приметного комбеза, разумеется, надевать не стал: он, может, и дурак, но не настолько. Бельё, рубашка, штаны, ботинки, куртка, шапку свернём и сунем под куртку за пояс. Коридор пустеет, надо чтоб совсем опустел, а то один чей-то вопрос — и всё насмарку: уже заметно потишело, и могут услышать в надзирательской. Ага, все разбрелись по спальням, а в надзирательской… тоже поют. Вот под это пение и попробуем. Время уже к отбою, так что… Выждав момент, когда в коридоре никого не было, он плавно потянул на себя дверь из коридора в нижний тамбур, приоткрыл её, чуть-чуть, на толщину тела и выскользнул. Дверь надзирательской закрыта. Удачно. Теперь вторая дверь, на лестницу… не заперта… вверх… верхний холл пуст и полутёмен… входная дверь… с той стороны должен сидеть охранник… не слышно… дверь на себя, опять чуть-чуть, будто ветром… пусто… шапку на голову и теперь перебежками от тени к тени, луны нет, небо в тучах, заметил, ещё когда их отпустили и он бежал домой… рабская спальня ему дом? Но тут же забыл об этом, занятый сейчас одним: не попасть в полосу или пятно света. Где бегом, где прыжком, а где и перекатом как под обстрелом. С рабочего двора на пандусы, с них на подъезд, теперь фасадный двор. Чёрт, освещён как, мало прожекторов, ещё от главной эмблемы свет. Где охрана? Ага, вон двое, неужели так службу блюдут, что не умотаются выпить в честь Нового года? Ишь ходят вдоль фасада, не сидится им, шило в заднице, а если с другой стороны… нет, перебегать долго… смотрят на часы… есть! Отвернулись и из фляжки разливают… пора!

Гаор в несколько прыжков пересёк залитую светом полосу асфальта, перевалился через невысокий бортик вокруг ёлки и оказался в мёртвом, не просматривающемся ниоткуда пространстве. Это он знал точно, так как его с Махоткой дёргали помогать монтировать проводку к гирляндам, тогда он и задумал этот поход. Он пробрался среди проводов и коробок с реле и трансформаторами вплотную к ёлке и сел, плотно прижавшись спиной к мощному шершавому стволу. Еле ощутимо пахло хвоей и ещё чем-то горьковатым и приятным. Издалека, на грани слышимости доносился перезвон, предваряющий праздничный фейерверк. Пора. Он закинул голову и, глядя в непроглядную черноту изнанки мощных еловых лап, зашептал. Быстро и так тихо, что сам себя не слышал. Донёсся тихий здесь и торжественно гремящий над Аргатом звон праздничных колоколов главного Храма и остальных городских храмов, захлопали залпы фейерверка. Пьяно заорали охранники у входа. Один от полноты чувств пальнул в воздух. Не меньше полрожка выпустил. Хорошо бы весь, чтоб перезаряжать пришлось, а ещё лучше, чтоб у них запасных рожков не было.