Татьяна Зубачева - Мир Гаора

— А вот я и добавлю! — сразу стала на сторону Гаора Маманя, — да виданное ли дело, чтоб мужику за девками пол перемывать?!

— Даа, — хныкала Вячка, — Кису ты небось…

— Кису не трожь! — Гаор несильно, но достаточно больно крутанул Вячке ухо, — она б напортачила, ей бы я так же навтыкал. Перемывай давай! Душевую кто мыл? Ты? — посмотрел он на Дубравку.

— Ща, — затараторила Дубравка, — ща, Рыженький, ща сделаю!

— Делай, — Гаор посмотрел на ржущих в дверях парней, и те вылетели обратно в недомытый коридор.

К обеду основную работу сделали, и Гаор отпустил всю свою команду одеваться. Чтобы зря не мочить одежду, сам он, а за ним и парни трудились в одних трусах, а девчонки в длинных, им до колен, мужских майках. В столовую в таком виде нельзя было безусловно. За обедом девчонки, может, и попытались бы пожаловаться на Рыжего, но их сразу осадили, что Рыжий прав, ведь если упущение какое найдут, то все "горячих" огребут. А коли ты слов не понимашь, то старший по бригаде в своём праве тебе руками всё разобъяснить. Но больше ржали.

— Рыжий, а этому где выучился?

— Полы мыть? — уточнил Гаор, выскребая остатки каши из миски.

— Нет, ухи крутить.

— В училище, — усмехнулся Гаор и специально громко для девчонок добавил, — это я ещё их по-капральски не стал.

— По-каковски?

— Капрал это сержант-воспитатель, чуть что, упал-отжался и так до сотни, не считая всего остального, — не очень внятно объяснил Гаор, переворачивая кружку из-под киселя вверх дном

Но его поняли, и встали из-за стола, балагуря по поводу того, чего всё остальное Рыжий могёт девчонкам устроить.

В разгар послеобеденной работы явился Гархем. Все замерли, кто где стоял и что делал. Гархем, в упор никого не замечая, чему Гаор абсолютно не поверил, прошёлся по спальням, мимоходом провёл рукой по исподу некоторых коек, распахнул часть тумбочек, зашёл в женскую душевую и мужскую уборную и убрался, ничего не сказав и, главное, никого не ударив.

Гаор перевёл дыхание и посмотрел на оцепеневших парней и девчонок.

— Всё поняли или ещё объяснять?

— Ага-ага, — закивали девчонки.

— Рыжий, а ежели б нашёл?

— А ты мой так, чтоб не нашёл! — тихо рявкнул Гаор, прислушиваясь к шуму в надзирательской. — Давайте, чтоб к ужину управиться, а то ночь прихватить придётся.

Перед ужином пришла Мать и проверила их работу с таким тщанием, какого Гаор и в училище не часто встречал.

— Ну, ладноть, Рыжий, и впрямь могёшь, — кивнула Мать, — как это ты стрекотух так наладил?

Гаор вместо ответа подчёркнуто задумчиво оглядел свой кулак. Парни заржали, девчонки фыркнули, а Мать рассмеялась и взъерошила ему волосы на затылке.

За ужином Старший озабоченно сказал.

— Мужики, в спальне и там аккуратнее, парни выложились, а перемывать некогда будет.

Все понимающе закивали. Конечно, зазря что ли парни уродовались, да и если что, завтрашним дневальным отвесят, а ну как заявятся сразу после завтрака, когда не то что вымыть, протереть не успеют.

Ни уроков, ни шахмат, ни рукоделия, ну ничего седни нельзя, разве что покурить, и то аккуратно, да с девками поколобродить, а в вещевую Маанька никого не пускает, тоже у неё всё убрано, разложено, ну… ну ни хрена!

— Рыжий, и часто такое случалось?

— В училище? Бывало. Это ещё, — Гаор пыхнул дымом, — ничего, а вот когда плац зубной щёткой чистишь, это да.

— Чем-чем?

Выслушав объяснение про зубную щётку, посочувствовали.

— Удумают же!

— А зачем?

— А чтоб блестел, — усмехнулся Гаор.

— А на фронте?

— Там свои прибамбасы. Там выжить надо. А самое хреновое, — пустился в воспоминания Гаор, — было на "губе". Там ты пол моешь, а охранник рядом стоит и об твою спину сигарету гасит.

— Я тож так однажды залетел, — кивнул Клювач, — послали пол мыть в надзирательскую, ну и…

Посыпались воспоминания: кто каких сволочей встречал и ни за что огребал.

— Вот, браты, есть такие, им по хрену всё, по делу, не по делу, лишь бы побольнее тебя…

— Ага, вот я на заводе работал, так был один, насмерть мог умучить, его аж другие надзиратели боялись.

— А вот эту сволочугу возьми…

Сказавшего толкнули, показав глазами на Гаора, дескать, не заводи парня.

— И зачем таким это?

— Они от этого удовольствие получают, и называется это садизмом, — сказал Ворон.

— А как ни назови, — отмахнулся Гаор, — но вот в охране на "губе" и в спецуре других нет.

— А разве бывает такое? — удивился Векша, — ну, чтоб от этого и удовольствие?

Над его удивлением невесело посмеялись.

— Чегой-то, мужики, не об том речь завели, — решительно сказал Старший.

С ним согласились и, тщательно загасив и выкинув окурки, потянулись в спальню укладываться на ночь. Завтра-то работать всем.

Вытягиваясь под одеялом, Гаор вдруг подумал, что, говоря о надзирательской злобе и наказаниях, ни разу не упомянули насилия. И вообще об этом речи не было за два года ни разу. А ведь не могло не быть. И про девчонок… "Охрана завсегда с девками балуется", — и всё. Да и… ведь, чёрт, как ему говорили, ну не ему лично, а просто Кервин привёл его тогда в интересную компанию, как их, да, филологов, много говорили о языке, что в языке опыт народа, что как называется, так оно и есть, и если мы говорим, что мужчина берёт женщину, то насилие — чисто социальная условность… Так ведь действительно, получается, что девчонке насилие не в укор, а… парню? Так что, с Тукманом не случайность? Вернее, дело не в самом Тукмане, а… в чём? Нет, это надо продумать…

…От Тукмана он старался держаться подальше. Да, он понимает, дурак, как здесь говорят обиженный, а по-научному, он всё-таки вспомнил термин, дебил, но тем более. Зачем Сторрам держит такого, действительно, придурка, почему остальные явно оберегают Тукмана, он об этом не думал. Неприязненное отношение к Тукману у него оставалось с того случая, хоть он отлично понимал, что вины Тукмана в том, случившемся с ним, нет, а виновника — Зуду — он простил, но… ну не по душе ему Тукман, и всё тут. И поневоле, увидев Тукмана, начинал следить за ним. Чтобы не подпустить к себе, вовремя отойти. А в тот раз, весной, как раз всё зазеленело, так что, наверное, май был, он возился с большим шистиосным трейлером и почему-то не в гараже, а на дворе, как раз на границе гаражного и рабочего двора. Стоял на высоко поднятом бампере и, выныривая за чем-нибудь из-под откинутого капота, видел оба двора, беготню грузчиков, прохаживающихся надзирателей, выезжающие и въезжающие машины, проходящих продавцов и администраторов. Махотка стоял снизу, подавая ему требуемое, и за чем-то он послал его в гараж и, ожидая, бездумно глазел по сторонам. И увидел. Как один из надзирателей, он и раньше отметил про себя его характерную мерзкую рожу с поганой улыбкой, подозвал Тукмана и отвёл в одну из дверей, а потом, Махотка успел принести требуемое, и он зачем-то поднял голову, а, сбросить Махотке вниз ненужный ключ и попросить другой, увидел, как вышел, размазывая одной рукой слёзы, а другой застёгивая комбез, Тукман, а следом самодовольно ухмыляющаяся сволочь с явно тоже только что застёгнутыми штанами, всё понял, и едва не упал со своего невольного наблюдательного пункта. Да, не любит он Тукмана, но такого он парню не желал и не желает, ведь сволочуга эта поломала жизнь мальцу, лучше бы забила, ведь теперь… чёрт, что же делать, Тукману теперь не поможешь, никак, будь парень нормальным, сказал бы, чтоб молчал о случившемся вмёртвую, а у придурка не держится ни хрена, а если ещё кто увидел, то всё… спать теперь Тукману в уборной возле унитазов и есть что ему туда швырнут, вот дьявольщина, и выбрал же, гадина, самого безответного, сам-то дурак небось и не понял, что с ним сделали… Досадливо прикусив губу, жалея несчастного парня и зная, что ничем ему не поможет, своя-то жизнь дороже, он отвёл глаза от бредущего по пандусу к складам Тукмана и уткнулся в мотор.