Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера

Ведь казалось бы, чего еще можно себе пожелать, если ты — ректор Магического Университета, то есть особа, равная по рангу министру, и собеседники обращаются к тебе не иначе как "Ваше превосходительство"? Учебный год успешно закончен, свежеиспеченные маги-выпускники разъехались по местам практики, остальные студенты — на каникулы, и целых три месяца ты свободен от каждодневной рутины. А его императорское величество лично отметил успехи возглавляемого тобой университета в своей ежегодней речи в день солнцеворота. И можно наконец расслабиться и бросить опостылевшую столицу, чтобы навестить любимую племянницу и ее мужа, герцога Монферре, в их родовом замке.

Если бы ректор направлялся в замок Монферре по делам, а тем более по неотложной нужде, он вне всякого сомнения воспользовался бы телепортацией — это позволяли и его магическая сила, и должность, и чин. Но насколько приятнее проехаться с ветерком в уютной карете, двинувшись в путь спозаранок! Налегке, только с парой сопровождающих верховых слуг, ибо от обычных разбойников путешественники были надежно прикрыты магической завесой, отводящей глаз любых лихих людей, если только те сами тоже не маги. А уж нападать при помощи магии на второго по мощи волшебника Империи, да еще и в непосредственной близости от средоточия его силы — Хеертонского Университета — было бы чистым самоубийством. Так что Филофей вполне мог теперь безмятежно наслаждаться зрелищем колосящихся полей, стадами тучных коров на заливных лугах, небрежно кивать из окошка пейзанам, низко кланяющимся при виде гербов Магической Гильдии на дверцах экипажа… И ближе к вечеру увидеть, наконец, знакомый твердокаменный замок на Железной Горе и родовой герцогский стяг династии Монферре — пурпурный дракон на бело-зеленом поле — горделиво реющий над главной башней в золотистых лучах заходящего солнца.

Железная гора, а точнее, богатые рудные залежи составили основу процветания и славы герцога Монферре в куда большей степени, чем подвиги на ратном поле. И в самом деле, что значит любая воинская доблесть без крепкого булатного меча? Кому нужны зоркость и твердая рука лучника, если у метко пущенной стрелы не окажется железного наконечника? Много ли захваченной добычи увезешь с поля боя без крепкой тележной оси? Так что вассальную дань императору герцогство выплачивало не пшеницей, не пушниной или самоцветами, но многими и многими пудами каленого железа. Рудознатцы, кузнецы и углежоги окрестных селений жили в достатке, да и почетом обделены не были. А зерна — с хорошим-то железным плугом — собирали по осени вполне довольно; голодных годов не выпадало уже давненько, и на крепкий самогон крестьянам тоже оставалось. Вот и парил над городами и селениями веселый красный дракон герцогских знамен, воплощая своим огненным дыханием ровное гудение горнов в кузнях и мастерских.

…Отхлебнув изрядный глоток светлого пива, Филофей вернул на стол большую глиняную кружку, лениво вытер льняным платком пену с усов и вернулся к своим неторопливым размышлениям.

Казалось бы, все идет своим чередом, без затей и неожиданностей. Ну как ещё, спрашивается, мог встречать Его Светлость высокого гостя из самой столицы, а племянница Ирма — нежно любимого родственника?! Отдохнув и освежившись с дороги в предоставленных аппартаментах, ректор к назначенному часу спустился в залу, где в его честь уже были накрыты столы. На деревянных лавках восседали приглашенные титулованные вассалы с супругами и отпрысками, а чуть поодаль рядами располагались отважные гвардейцы и обходительные придворные. В самом дальнем конце теснились приживалки, компаньонки и прочая шушера, каковой неизбежно обрастает любой мало-мальски значимый двор. Сам же Филофей сидел рядом с герцогом по центру главного стола, располагавшегося поперек всех остальных, и расслабленно наблюдал за гостями, одновременно слушая краем уха оживленный разговор герцога с лордом Двартоном.

Адриан, герцог Монферре, был мужчиной среднего возраста и среднего роста, но очень выразительной внешности. Его рыжевато-коричневые волосы уже успели изрядно поредеть, так что изрезанный глубокими морщинами лоб дотянулся едва ли не до самой макушки, а острый нос и не менее острый подбородок придавали лицу Его Cветлости отчетливое сходство с геральдическим драконом, украшавшим герцогские знамена. Но главное — это глубоко посаженные глаза. Глаза, взгляд которых буравил подданных насквозь и читал словно раскрытую книгу. Нет, Адриан не обладал магическими способностями, не был он ни вампиром, ни оборотнем, но окружавшая его аура власти была мощной и плотной. Сюзерен не питал иллюзий и знал подлинную цену всем, от последнего нищего землепашца до собственной супруги.

— О да, — улыбнулся Филофей, — только такой мужчина и способен справиться с Ирмой; если не укротить ее, то хотя бы удержать в каких-то рамках.

Сейчас же герцог внимательно слушал Двартона — посланника, только что вернувшегося из Шеньчжоу. Предмет специальной миссии лорда в столице государства Чжэнь-го, разумеется, не был предназначен для сотни пар ушей вокруг. Поэтому лорд всего лишь излагал свои путевые впечатления и рассказывал немудреные байки про нравы и обычаи узколицых чжэнгойцев. Потом разговор плавно перешел на свежие сплетни из Энграма, в котором он ненадолго оказался проездом. Юная фаворитка у монарха, неурожай на виноград, какой-то новый знахарь при дворе, расплодившиеся по окрестностям Вильдора вампиры, фальшивые заверения официального двора в скорейшем выздоровлении великой княжны…

— Все насквозь фальшиво, — тоскливо подумалось Филофею. — Мир пропитан фальшью, словно она стала еще одной стихией мироздания, наряду с землей, водой, воздухом, огнем и эфиром. Безбожно фальшивят музыканты, особенно вот этот, с виолой. Блюда сегодня хороши, но "суп из фальшивой черепахи", даже поданный налитым в хрустящие булочки, никогда не станет супом из черепахи настоящей, джербской. Вино погребов Монферра вполне заслуживает похвалы, но то, что наливают здесь под видом белозерского бальзама — явная подделка, сварганенная не далее чем в ближайшем асконском городишке.

Да, фальшь царит повсюду, начиная с императорского двора. Принц Веррен заказывает молебны за здравие папаши, а сам потихоньку продумывает планы убийства венценосного родителя. Его же Величество делает вид, что доверяет наследнику важнейшие дела государства, а сам следит за каждым шагом сына, подтверждая или отменяя его приказы по собственному разумению. Герцоги и графы лицемерно уверяют друг друга в совершеннейшем почтении, продумывая при этом, как бы половчее обвинить соперника в государственной измене. А на какие только низости не пускаются высокородные дамы, чтобы очернить при дворе ту, которая посмела оказаться красивее их самих!