Екатерина Бальсина - Чупакабра

Я еще немного поколебался, затем решительно вздохнул и потянулся носом к синей пелене.

Громкий треск и последовавший за ним звук упавшего тела заставил Тиллирета подскочить на месте. С пера сорвалась густая черная капля и скрыла под собой результаты стараний мага за последние пять минут. Бродяга обернулся и посмотрел на комнату через плечо.

Посреди магической клетки полутрупом лежал чупакабра и тихо подвывал. Сперва маг решил, что зверь воет от боли, но приглядевшись, заметил, что пасть у того плотно сомкнута, и звук доносится вроде бы как не оттуда. Подойдя поближе к сфере и внимательно прислушавшись, Тиллирет с удивлением понял, что странный вой исходит из живота чупакабры.

— Ну и что это означает? — недоумевающе спросил сам у себя маг.

В приоткрытых глазах зверя промелькнуло презрение. С трудом подвинув лапу к морде — оглушение сильно замедляло рефлексы — чупакабра взял ее в пасть и принялся медленно жевать, вопросительно поглядывая при этом на Бродягу. Тот с отвалившейся челюстью наблюдал за актом самопоедания. Убедившись, что его пантомима понята неправильно, зверь выплюнул лапу и обречено закатил глаза.

— Что это было? — опять-таки сам у себя спросил Тиллирет. — Ничего не понимаю!

— Тьфу, елки зеленые, чего тут понимать, — чупакабра раздраженно стукнул хвостом по полу. — Жрать я хочу. Ты кормить меня собираешься или нет?

Челюсть у мага отвисла до пола. Чупакабра с некоторым любопытством заглянул в открытый рот Тиллирета, словно надеясь обнаружить там желанную еду, но, увидев только вставные челюсти — между прочим, очень качественно сделанные, не отличить от настоящих — брезгливо наморщил морду и отвернулся.

— А… Э…, - выдавил из себя маг.

— Ну давай, соображай быстрее, — зверь осторожно сел на задние лапы. Действие оглушения уже проходило, но движения пока еще оставались замедленными.

— Ты говоришь? — Тиллирет наконец сумел выдавить из себя осмысленную фразу.

— Нет, блин, знаками изъясняюсь, — ехидно ответил зверь. Сомнений быть не могло — маг отчетливо видел, как двигаются челюсти чупакабры, а во рту шевелится розовый язык. — Жрать, говорю, хочу. Желательно, свежего сырого мяса. И чтобы обязательно с кровушкой!

Тиллирет сделал два шага назад и рухнул в вовремя попавшееся под ноги кресло. Одну руку маг прижимал к взволнованно стучащему сердцу, другую — к на глазах опухающей голове.

— Но как такое возможно?

— Очень просто, — ответил зверь, недовольно топнув лапой по полу. — В лесу чего только не наслушаешься! Так что ваш людский язык выучить — совершенно не проблема. Скажи спасибо, что я культурно выражаюсь, а не так, как ваши дровосеки или те же охотники.

Маг представил себе, как могут выражаться охотники и дровосеки, и ему поплохело окончательно.

Я со смешанным чувством удовлетворения и злости наблюдал за растерянным лицом белошерстого. Людский язык был обязательным к изучению для каждого в нашем роду, независимо от способностей и умений, поскольку человеки были самыми злостными нашими врагами. А так всегда можно было отвести от себя беду, отбежав в сторонку и покричав что-нибудь душещипательное. Лучше всего срабатывали плач и крики: "Мама, где ты?"

Белошерстый наконец вспомнил про мое присутствие и посмотрел на меня. К своему ужасу, я заметил в его глазах любопытство молодого самца, впервые самостоятельно вышедшего в лес. Все, теперь он от меня не отстанет, пока не доведет до безумия бесконечными беседами. Никогда не понимал людскую привычку часами перекидываться словами. То ли дело мы — половину необходимой информации передаем через движения тела.

Белошерстый резко вскочил и выбежал из этой части берлоги. Я тяжело вздохнул и снова свернулся калачиком, стараясь игнорировать жалобные завывания пустого желудка.

Тиллирет судорожно копался в кладовке в поисках мяса. Сырого, да еще и с кровью, у него, понятное дело, не было, но для знакомства сойдет и копченое. Найдя долгожданный кусок, правда, совершенно не там, где ему полагалось быть, маг, с трудом удержавшись от того, чтобы не покрыть его благостными поцелуями, радостно прижал его к груди и побежал обратно.

Чупакабра с понурой мордой лежал, свернувшись калачиком и нервно подергивая ухом на каждое завывание собственного желудка. Маг сотворил в сплошной сфере небольшое окошко и просунул в него ароматное мясо. Зверь поднял голову и с недоумением принюхался к свалившемуся чуть ли не на морду куску.

— Что это?

— Копченое мясо, — ответил маг.

— Я же сырое просил, — чупакабра укоризненно посмотрел на человека, но Тиллирет только пожал плечами в ответ.

— Сырого нет, есть только такое.

Зверь еще раз принюхался к еде и осторожно отщипнул сбоку маленький кусочек. Неторопливо прожевал, словно распробуя, проглотил.

— Неплохо, — острые зубы впились в мясо уже серьезно.

Маг со смесью удовлетворения и любопытства наблюдал за тем, как три острых клыка — два сверху и один снизу — с легкостью рвут на части кусок.

— Это надо записать, — пробормотал он, не отрывая глаз от трапезничающего чупакабры и одной рукой нашаривая перо. Вляпавшись пару раз в зловредную чернильницу, Тиллирет опомнился и наконец соизволил посмотреть на стол. Подчиняясь взмаху руки мага, с записей исчезло уже впитавшееся чернильное пятно, а перо само прыгнуло на пергамент, приготовившись увековечивать гениальные наблюдения. Бродяга задумчиво пощекотал кончиком пера подбородок, собирая мысли в кучу, и принялся строчить.

Тиллирет распечатал толстое письмо, пришедшее от его старого друга и коллеги Пинмарина по прозвищу Весельчак, вытащил пачку исписанных мелким убористым почерком страниц и отложил конверт в сторону. Пинмарин уже третий год грозился навестить приятеля, но все как-то откладывал визит: то год выдастся неурожайный, то погода нелетная, то радикулит не вовремя разыграется. Вот и сейчас, маг был просто уверен в этом, первые несколько страниц будут посвящены клятвенным заверениям, что уж в этом-то году Пин, как сокращенно называл Бродяга друга, обязательно выберет подходящее время и приедет в гости.

Однако все оказалось намного хуже. В первых же строках своего письма Пин жизнерадостно сообщал приятелю, что уже выехал и обязуется добраться до Загребинки к первым числам октября. Тиллирет поднял голову и посмотрел на огромный календарь, висевший напротив. Зачарованное окошко, самостоятельно перемещающееся между месяцами и числами, показывало, что сегодня семнадцатое число, месяц, несомненно, октябрь, а на улице моросит мелкий и очень противный дождик. Бродяга встревожено скомкал в руке письмо. Пин, конечно, чудак большой и вполне мог перепутать даты, но ведь могло статься и так, что старый пройдоха элементарно заблудился и теперь бродит где-нибудь по округе, пытаясь понять, где находится. С чувством направления у него всегда было плохо — не зря же еще одним из его прозвищ было Растяпа, так что он может пять раз пройти рядом с жилым домом и не заметить этого.