Стивен Эриксон - Охотники за Костями

Тот оглянулся. — Змея всегда ползет от сердца. Сердце тропы — черепаха.

— Если так, почему вся фигура выложена внизу? Вы же не можете видеть ее.

— Когда мы несем черное зерно, нам тяжело. Очень тяжело. Тогда мы идем этой каменной тропой. Змея и черепаха никогда не подведут.

— Где вы собираете урожай?

— В дальних лагерях, на равнинах. Каждое племя. Мы собираем урожай в одну кучу, потом делим, чтобы никто не остался без еды. Озера, реки, берега — им нельзя доверять. Иногда урожай богат, иногда скуден. Вода поднимается и уходит. Всегда по иному. Кажется, что скалы одинаковы по всему миру, но это не так — поэтому вода прибывает и убывает. Мы не признаем неравенства, дабы не потерять честь, не поднять нож на нож.

— Древние обычаи борьбы с нуждой, — кивнула Семар.

— Обычаи застывшего времени.

Карса Орлонг оглянулся на Семар: — Ведьма, что такое застывшее время?

— Прошлое.

Его глаза задумчиво сощурились; Теблор кивнул: — А ненайденное время — это будущее. Это значит, что подвижное время — это настоящее…

— Да! — воскликнул Лодочник. — Ты высказал главную тайну жизни!

Семар Дев рассудила, что по гребню можно ехать на лошади, и влезла в седло. Двигаться нужно осторожно. Женщина увидела, что Карса последовал ее примеру. Ей казалось, что по телу разливается странное спокойствие, рожденное словами вождя. "Главная тайна жизни. Подвижное время еще не застыло и вот сейчас находит ненайденное будущее". — Лодочник, Железный Пророк пришел к вам давно — в застывшем времени — но говорил он о времени ненайденном.

— Да, ведьма, ты понимаешь. Искар-Джарек говорил на своем языке, но в его словах всё и вся. Он Железный Пророк. Король.

— Ваш король?

— Нет. Мы его тени.

— Потому что существуете лишь в подвижном времени.

Вождь повернулся и отвесил уважительный поклон, вызвав волнение Семар. — Твоя мудрость достойна почтения, ведьма.

— Где же, — спросила она, — дом Искар-Джарека?

В глазах мужчины блеснули слезы: — Мы еще не отыскали ответа. Он потерян…

— В ненайденном времени.

— Да.

— Искар-Джарек был мезла.

— Да.

Семар Дев открыла рот, чтобы задать еще вопрос — но поняла, что он будет излишним. Она уже знает ответ. Тогда ведьма сказала: — Лодочник, скажи, есть ли мост из застывшего времени в подвижное?

Его улыбка была мечтательной: — Есть…

— Но вам не пересечь его.

— Нет.

— Потому что он горит.

— Да, ведьма. Мост горит.

"Король Искар-Джарек и горящий мост…"

Спускавшиеся подобно гигантским ступеням неровные каменные уступы доходили до бурлящей пены моря. Яростный ветер до самого горизонта раздирал темные волны, и вдали небеса закрыли штормовые тучи цвета вороненой стали. За спинами, вдоль западного берега, поднимались ряды скрюченных сосен, кедров и елей; ветра давно изогнули и обтрепали их мощные ветви.

Задрожав, Таралек Виид поплотнее подоткнул меховой плащ и повернулся спиной к бушующим валам. — Мы двинемся к западу, — крикнул он достаточно громко, чтобы перебить рев урагана. — Проследуем вдоль берега до того места, где он изогнется на север. Там снова пойдем прямо на запад, в земли камня и озер. Будет трудно, потому что дичи там мало — хотя мы сможем ловить рыбу. Еще хуже, что там обитают кровожадные дикари, слишком трусливые, чтобы нападать днем. Только ночами. Нужно быть готовыми. Нам предстоит устроить резню.

Икарий промолчал. Он не сводил нечеловеческих глаз с надвигающихся туч.

Таралек скривил губы и вернулся на окруженную каменной стенкой стоянку; скорчился под благословенной защитой стены, почти прикасаясь красными, ободранными руками к огню костерка. Сейчас в Джаге осталось немного его легендарного, почти мифического спокойствия. Он темен, гневен. Переделка Икария, проводимая руками Виида, хотя и по тщательным указаниям Безымянных. "Лезвие затупилось. Ты станешь точильным камнем, граль".

Но камни бесчувственны, равнодушны к лезвию и руке, что его держит. Одержимому страстями воину почти невозможно создать и поддерживать в себе подобное бесчувствие. Теперь он чувствует все растущую тяжесть, сознает, что однажды позавидует быстрой, милосердной смерти Коротыша Маппо.

Они идут очень быстро. Икарий неутомим. Только задавай направление. А Таралек, со всей своей ловкостью и терпеливостью, уже вымотался. "Я не Трелль, и это не просто прогулка. Уже нет. Для Икария — никогда больше".

Кажется, и для Таралека Виида.

Он поднял голову, когда услышал шелест, и увидел спускавшегося Джага.

— Дикари, о которых ты рассказал, — сразу начал тот. — Почему они захотят напасть на нас?

— Их богами забытый лес полон святых мест.

— Нам следует просто избегать их…

— Святилища трудно увидеть. То линия камней на земле, почти скрытая мхами и лишайниками. То кварцитовая жила, покрытая каплями крови. Или это будет каменоломня — всего лишь расселина в скале, из которой огнем и ледяной водой откалывают длинные камни. А может, медвежья тропа, протоптанная многими поколениями зверей. Все тут "священно". Разум дикаря не поймешь.

— Кажется, ты много знаешь. Но ты не рассказывал, что бывал здесь прежде.

— Я много слышал о них, Икарий.

Взор Джага вдруг отвердел: — И кто же так заботливо информировал тебя, Таралек Виид из племени Граль?

— Я странствовал далеко, друг мой. Я помню тысячи сказаний…

— Тебя подготовили. Ко мне.

Таралеку легко удалось изобразить подходящую теме тихую улыбку: — Многие странствия мы делили с тобой. Хотел бы я подарить тебе память о проведенном вдвоем времени…

— Хорошо было бы, — согласился усевшийся у огня Икарий.

— Конечно, — продолжил Таралек, — там было бы много темного, много мрачных и отвратительных деяний. Слишком тяжело, чтобы счесть это даром. Отсутствие памяти, Икарий — и проклятие, и благословение. Ты же сам понимаешь?

— В беспамятстве нет благословения, — покачал головой Джаг. — Все, мною свершенное, не может найти оценки, занять подобающее место. Отложиться в душе. И потому я остаюсь неизменным, наивным…

— Невинным…

— Не невинным. В незнании нет оправдания, Таралек Виид.

"Ты назвал меня по именам, не "другом". Недоверие уже отравило тебя?" — Это моя задача — каждый раз возвращать тебе потерянное. Увы, это трудно, это стало тяжким бременем. Моя слабость… причина ее — в желании избавить тебя от самых гнусных воспоминаний. В моем сердце слишком много жалости, и в поисках облегчения я всего лишь сильнее тебя раню. — Он сплюнул на ладони и намазал зачесанные назад волосы. Простер руки к пламени костра. — Ну ладно, друг мой. Однажды, очень давно, тебя увлекло желание освободить отца, которого захватил Дом Азата. Неудача породила силу необычайно гибельную и мощную — твою ярость. Ты расшатал раненый садок, ты уничтожил Азат, выпустив в мир орду демонов, искавших лишь тирании и господства. Некоторых ты сразил, но многим удалось убежать от твоего гнева, рассеиваясь по миру, словно ядовитые семена.