Стивен Эриксон - Охотники за Костями

— Да. Но ненадолго.

Банашар молча удовлетворился ответом. Служанка принесла кувшин и наполнила кружку бывшего жреца. Он следил, как она уходит, расталкивая толпу. Женщина, у которой есть срочные дела.

Легко счесть этот остров изолированным — многие его обитатели разделяют такую, узкую точку зрения, порожденную смесью наглости и пустого самомнения — но изоляция эта лишь видимая, совершенно иллюзорная. Осушите море — покажется соединяющее континенты каменистое дно; последователи Д'рек Осенней Змеи хорошо понимают это. Слухи, привычки, мода и религиозные убеждения связывают мир цепями, носящимися над водой легко, как ветер; то, что придется по вкусу местным жителям, быстро окажется "само собой разумеющимся". Они даже станут утверждать, что их островок был прародиной всего ценного.

Недавно прошла чистка, и воздух все еще вонял гарью над Мышатником, где толпа напала на несколько обитавших там виканских семей — конюших, седельщиков, изготовителей кожаных доспехов и попон; досталось и старухе, целившей мулов и коней. Всех яростно и ретиво тащили из хижин — детей и взрослых; растащив все имущество, толпа пустила огонь. Затем виканы были забиты камнями.

Колтейн не умер, вопили эти люди. Вся его история — вранье, как и рассказы о Ша'ик, убитой Адъюнктом. Самозванка, жертва, призванная обмануть армию карателей. Ее мятеж так и не подавлен. Мятежники скрылись, предатели снова замаскировались, спрятав оружие под телабами. Да, Адъюнкт сейчас гонится за Леоменом Молотильщиком, она зажала его в И'Гатане… но и это обман. Алые Клинки освобождены в Арене, кости преданного Кулака Пормкваля разбросаны по Аренскому тракту, высокие травы проросли сквозь курганы его армии.

Разве пронырливые жители Арена не выходили на место, известное как Курганы Павших? Разве не копали могилы в поисках костей проклятого Колтейна? А также Балта, Мясника, Лулля? Что же нашли они? НИЧЕГО! Эти предатели просто скрылись, в том числе Дюкер, имперский историк. Его измена Императрице — и самой империи — стала самой позорной.

Потом пришли новые вести. О несчастной осаде. О чуме в Семиградье. Разрозненные догадки падали, словно дрова в костер, разбрасывая искры повсюду. Повсюду шепчутся тихо, но убежденно: объявилась Ша'ик Возрожденная, созывает сторонников, и они приходят в ужасающем количестве.

Словно последняя соломинка в повозке.

В Мышатнике толпа действовала самочинно. Ей не понадобились вожди и имперские директивы — толпа нуждается в правосудии, а на этом острове, колыбели Империи, правосудие всегда обагряет руки. Порванные, освежеванные тела сбросили в реку, но местный поток оказался слишком медленным, слишком забитым грязью и мусором, узкие пролеты мостов не дали телам уплыть в море.

Это также приняли за знамение. Старший бог морей отверг жертву. Маэл, вернувший силы благодаря оживлению веры островитян, не принимает трупы в соленый залив. Каких еще доказательств вам надо?

Во дворе Мертвого Дома видели дух Императора. Призрак питался душами убитых виканов.

Из храмов Д'рек в Джакате и Малазе исчезли жрецы и жрицы. Шептались, что их послали выслеживать в ночи последних виканов острова — тех, что сумели избежать чистки — ибо сама Осенняя Змея возжаждала их кровушки.

Гражданское ополчение собралось на старых границах виканских земель, на материке, дабы пойти в поход и разгромить предателей в собственных вонючих, гнилых хижинах. Разве имперские легионы пошли разгонять их? Нет. Потому что Императрица РАЗРЕШИЛА…

Имперский Верховный Маг Тайскренн на острове, укрылся в Замке Обманщика. Что привело его сюда? К чему публичный визит — странный колдун славится умением передвигаться скрытно, действовать за сценой ради блага империи. Он же главная основа власти Лейсин, левая ее рука, если правой считать Коготь. Если он здесь, то следит за…

"Он здесь". Банашар чувствовал мерзавца — нависшую над Замком зловещую ауру. День за днем, ночь за ночью. "Почему? О, какие вы дураки. Он здесь потому же, что и я".

Шесть посланников. Шесть, и всем заплачено щедро, чтобы обеспечить верность. Все клялись, что свободно вошли и передали срочные послания стражу ворот, согбенному существу, которое считается таким же древним, как и сам Замок Обманщика. Он кивал каждый раз, обещая передать письма лично Верховному Магу.

Но никаких ответов. Никакого вызова.

"Кто-то перехватывает мои письма. Чем еще объяснить? Да, я писал уклончиво — но разве можно иначе? Тайскренн опознал бы мою руку, понял бы… и сердце застучало бы в груди, пот потек по коже, затряслись ладони… он все понял бы. Сразу".

Банашар не понимал, что делать. Последний вестник вернулся неделю назад.

— В твоих глазах отчаяние, — произнес сидевший напротив и криво улыбнулся, сразу же отвернувшись.

— Ты мною очарован?

— Нет, скорее заинтересован. Слежу уже месяц. Ты сдаешься. Постепенно. Большинство делают это за миг. Встают с постели, подходят к окну, смотрят не видя, тупо стоят, пока внутри все падает и сворачивается с едва слышным шорохом, не поднимая пыли, и остается пустота.

— Лучше бы ты продолжал изображать гребаного моряка, — буркнул Банашар.

— Чем больше пью, тем умнее становлюсь.

— Дурной знак, дружище.

— Я обожаю дурные знаки. Не ты один дуреешь от ожидания.

— Месяцы!

— Для меня — годы. — Собеседник сунул палец в кружку, выуживая приводнившуюся моль.

— Наверно, ты должен был сдаться давным — давно.

— Может быть. Но я обрел нечто вроде веры. Уже недолго, клянусь я себе. Скоро.

Банашар фыркнул: — Тонущий беседует с шутом, ночь бродячих акробатов, клоунов и плясунов, один за другим, два гроша купят тебе бесконечное — я точно говорю, бесконечное — развлечение.

— Друг, я слишком близко знаком с утопленниками.

— То есть?

— И что — то мне подсказывает: у тебя те же отношения с шутами.

Банашар поглядел в сторону, заметил другого здоровяка — пониже ростом, но столь же широкого в плечах. Его лысина была покрыта темными пятнами, на теле виднелись бесчисленные шрамы. Он как раз взял кружку "Темного Малазанского". Бывший жрец возвысил голос: — Эй, Темп! Тут есть местечко! — Он подвинулся, пока крепкий старикан — без сомнения, бывалый воин — пробирался к ним.

Уж теперь беседа скользнет в безопасное русло бессмысленности.

И все же… "Еще один ублюдок, ждущий… чего-то. Но для него все обернется худо. Предсказываю".

Где-то в подвале далекого города гниет настенный ковер. Смотанный, ставший домом для мышей, плод гения ткачей медленно проигрывает войну против хруща, тавринской моли и шерстяных червей. И все же темнота сохранила свежесть красок, там и тут, и некоторые сцены громадного ковра не утеряли смысл рассказанного. Он проживет еще лет пятьдесят, прежде чем сдаться напору небрежения.