Константин Ветошко - Три грани рока

— А нельзя сразу перейти к той части, где мы уже пришли к соглашению с любезными хозяевами, и обойтись без этих милых игрушек? — голос Келя был привычно весел, но чуткий слух Торстена легко различил в нем нотки страха.

На попытку пошутить никто не обратил внимания, а гвардейцы разразились проклятьями. Норд же смог наконец рассмотреть всех пленников. Похоже, что из солдат смешанной пехоты выжили только он сам, Кель и Ритал. Гвардейцев в плен попало четверо, в том числе и командир отряда — Керит. Октат, кстати, был единственным, кто оставался полностью спокойным и взирал на пыточный инструментарий без всякого страха.

Горцы на пленников внимания пока не обращали, словно кого-то дожидаясь. И действительно, через несколько минут в дом зашли сразу четверо варваров. По богатой по местным меркам одежде и хорошему оружию без труда можно было понять, что это далеко не простые дикари, и скорей всего кто-то из них вождь племени.

— Вы совершил тяжкий грех, — величественно провозгласил один из прибывших, отличавшийся внушительным пузом, и вперил тяжелый взгляд в беспомощных пленников. На имперском он говорил чисто и почти без акцента. — Вы по недомыслию оборвали жизнь вождя племени. За это вас ждет суровая кара. Но в милости своей я готов даровать вам легкую смерть, если вы честно расскажете представителям племен о том, что сами, без чей-либо помощи, совершили это злодеяние.

Ответом горцу послужило мрачное молчание. Все пленники понимали, что выбор у них сейчас прост — как встретить смерть. В то, что их убьют быстро и безболезненно ни один из них не поверил. Трусов среди солдат не было, и после секундного колебания общее мнение выразил Керит.

— У меня другое предложение. Иди и утопись в выгребной яме ублюдок. Твои лживые обещания не помешают нам умереть достойно. И перед смертью мы будем знать, что твое скаренное племя вырежут под корень, от таких жирных откормленных отбросами боровов как ты до голозадых детей, уродливых женщин и спятивших стариков! — Голос Керита ни разу не дрогнул, в нем не было даже намека на эмоции, а вот горец к которому он обращался, с каждым словом все больше наливался кровью, с бешенством буравя гвардейца своими поросячьими глазками.

— Ты… — От ярости вождь племени не смог ничего сказать и просто указал на ближайшего пленника. Гвардейца тут же подхватили, раздели и кинули на грубо сколоченный и заляпанный чем-то красным стол. Губы солдата шевелились в беззвучной молитве.

Среди пленников послышались бессильные проклятья, они прекрасно понимали, что сейчас будет происходить. Один из горцев любовно погладив разложенные лезвия, выбрал средних размеров нож и ловким, привычным движением отрезал гвардейцу палец. Но боец Сплава не закричал. Стиснув зубы, он лишь тихо застонал и несколько раз дернулся связанным телом, а потом с ненавистью уставился на палача.

Но горца было не запугать грозными взглядами. Неторопливо подойдя к жаровне, он извлек раскаленный докрасна прут и с наслаждением прижег пленнику рану. Тут уже даже могучая выдержка гвардейца дала сбой, и он зашелся в отчаянном вопле. Когда солдат перестал кричать и лишь хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, к нему обратился вождь.

— Ну что? Хочешь безболезненную смерть? Все что тебе нужно, это просто признаться в том, что ты и так сделал. К чему упорство? О нем никто не узнает. Сделай как сказано, и мы похороним твое тело по вашим обычаям. Решайся! — голос горца стал ласковым и вкрадчивым, что сильно не вязалось с его внешностью.

— Сдохни, скаренная тварь, — гвардеец попытался плюнуть в лицо вождю, но не смог, и вязкая, кровавая слюна растянулась у него по подбородку.

Горец с силой ударил пленника в живот и отошел, давая знак палачу продолжать. Торстен хотел закрыть глаза, но его словно притягивало жуткое зрелище. Пытали гвардейца долго и с фантазией. Ему загоняли иглы под ногти, жгли железом, медленно снимали кожу. От отчаянных криков закладывало уши, но могучий гвардеец не терял сознание и упорно продолжал бороться с болью.

Иногда пытки прерывали, и вождь племени спрашивал, не образумился ли пленник, но тот неизменно отвечал руганью, а когда сил уже совсем не осталось, просто в ярости рычал. Когда ему раскаленной иглой выжгли глаза, гвардейцу наконец повезло, и он умер, прервав свои мученья. Торстен смотрел, как горец в ярости пинает мертвое тело, и думал о том, что даже не помнит, как звали бойца Сплава, сумевшего уйти из этого мира не потеряв достоинство и честь.

— Участь этого глупца — это вам урок! — В ярости прошипел вождь, оглядывая пленников. — Кто готов рассказать правду и принять достойную и безболезненную смерть?

Не дождавшись ответа, горец указал на новую жертву. Торстен вздрогнул — на этот раз не повезло Келю.

— Ребят, а как насчет последнего желания? Обещаю — у меня очень скромные запросы! — Пытался отсрочить неизбежное Кель, когда его подняли, уложили на стол и стянули одежду.

Но горцы не обращали внимания на слова. На этот раз палач сразу взялся за раскаленный прут, и уже через секунду Кель, отчаянно воя, забился в путах. Торстен заскрипел зубами и в который уже раз напрасно попытался разорвать толстые веревки. Видеть, как пытают твоего друга, и быть не в силах помешать — для норда это было настоящим мучением.

А палач, не удовлетворившись достигнутым, еще несколько раз ткнул раскаленным прутом в пленника, заставляя Келя отчаянно извиваться на столе в жалкой и бесполезной попытке уползти. А горец явно получал удовольствие и весело гоготал, наблюдая за мучениями беспомощного пленника.

— Я скажу! Я все скажу! — Торстен не поверил своим ушам — голос его друга дрожал и прерывался рыданиями.

— И что же ты скажешь? — Ласково спросил вождь, жестом остановив палача.

— Мы должны были напасть на одну из деревень, где содержался важный пленник… Случайно столкнулись с отрядом горцев… Заметили их раньше, чем они нас… Устроили засаду… Перебили всех… Нам никто не помогал, проводника у нас не было! — Кель казался полностью сломленным и всхлипывал после каждой фразы.

— Молодец, ты умнее прочих, — довольно рассмеялся вождь. А остальные пленные разразились ругательствами. Торстен и Ритал со вкусом поливали отборной бранью горцев, а гвардейцы еще и сыпали проклятьями в адрес малодушного товарища. Молчал только Керит. Командир отряда с каким-то новым интересом смотрел на Келя, а потом кивнул в такт собственным мыслям.

— Ладно, пожалуй, закрепим урок, — вождь растянул губы в улыбке предвкушения и, подхватив раскаленный прут, еще несколько раз приложил его к телу Келя, заставив его зайтись в новом вопле, перешедшем в кашель и сдавленные рыданья.