Роман Канушкин - Последний варяг

— Ой, простите, — смутился Авось.

— Ничего, ступай с миром! — сказал ему поводырь слепца, а старец невидяще повернул к нему голову.

Авось двинулся своей дорогой и недовольно проворчал:

— Эти гадалки — что волхвы: брешут одно! Кого ты ищешь… — И вдруг веско добавил: — Ну, держись, Карифа!

А купец Карифа и без того пребывал в подавленном расположении духа. Ещё с утра к нему подошли и шепнули на ухо, что тайный товар должен быть тут же, на торгах. Верный Рагежа уже прикатил воз, закрытый грубой пыльной тканью. И ещё этот юнец с манящим браслетом, он теперь явно найдет его…

— О, Боги, Боги, — простонал Карифа. Он не знал, какой из двух означенных фактов угнетал его больше.

Шад был смертельно бледен, хотя этот ненавистный ему ветер с Каспийского моря придёт только к вечеру. Только к вечеру, когда всё уже будет закончено. Шад стоял на своём балконе и ждал.

Шаги, перестук жреческих башмаков о мраморный пол с богатой мозаикой. Шад обернулся. Жрецы вошли. Они были исполнены достоинства и напуганы одновременно. Шад знал, что это такое. Его щека дёрнулась, и он то ли облизнулся, то ли ухмыльнулся и стал, наверное, ещё бледнее.

— Ну, что? — вопросил правитель.

Жрецы торжественно (или испуганно?) склонили головы. Среди них был человек в чёрном капюшоне, что пугал унграми толпу на торгах.

— Народ ропщет — тихо ответил он. — Хотя пока всё спокойно.

Шад сглотнул. Потом резко вздохнул, как от спазма внезапного удушья.

— А как божественный каган? — прошептал он.

— Ему снова дали дурманящий отвар, — последовал спокойный ответ человека в чёрном капюшоне.

— Ах, вот где ты, змей! — усмехнулся Авось и двинулся прямо к Карифе. Тот стоял у своего торгового ряда, пристально смотрел на юношу, и плечи его совсем поникли. Авось нашёл своего «человека».

— Решил сбежать, не заплатив? — громко поинтересовался Авось.

— Простите, господин! — залепетал Карифа, суетливо кланяясь. — Это было так быстро и… страшно… мы…

— Ты чего тут? — Авось явно был сбит с толку таким странным поведением. — Чего рассказываешь?

— Простите, господин, я никогда бы… напугался… очень страшно…

«Вот хитрая лиса, — подумал Авось. — Притворяется. Юлит. Делает вид, что не узнаёт, принимает за другого».

— Белены объелся, да, Карифа? — спросил Авось.

— Я… какой-такой белены? — пролепетал Карифа. Казалось, он вот-вот грохнется в обморок. Самое удивительное, что стоявший за ним Рагежа и тот, второй, вроде бы мусульманин, тоже были напуганы — что они тут за представление перед ним устроили?

— С тебя три дирхама серебром, — твёрдо сказал Авось.

Карифа захлопал губами, как рыба, выброшенная на берег. Ему показалось, что он ослышался. Не могут неприятности так быстро закончиться. Окружающие купцы притихли — о таких мелких суммах тут никто не говорит. Не принято. А тем более, не устраивают скандал. Однако поведение Карифы, богатейшего из них… Купцы были явно заинтригованы.

— Так господин просто хочет получить долг? — проблеял Карифа, будто ему только что позволили поднять голову с плахи, но, вполне возможно, пошутили, и сейчас великодушие палача закончится.

— Плати! — Авось поднял три растопыренных пальца. — Серебром!

Карифа тупо уставился на его руку. Да нет, этот юноша явно издевается над ним.

— Сколько дирхамов? — пропищал Карифа. Он был готов заплатить и тридцать, и триста…

— Так ты смеёшься надо мной! — воскликнул Авось. Горькая досада поднялась в нём — они все выставляют его на посмешище, выставляют его дураком. Ну, тогда он хоть отделает этого самодовольного, издевающегося над ним купца, хоть так сохранит достоинство. — Смеёшься, Карифа?!

Авось взмахнул рукой. Он даже не ожидал, что его голос может звучать так грозно. Карифа зажмурился — ну вот, великодушие закончено, кладите голову на плаху. Вдруг кто-то перехватил руку Авося. Юноша обернулся. Это был слепой богомолец с чёрной повязкой, тот самый, на которого он наткнулся у купеческого шатра. Нищий проповедник смиренно улыбался, но рука его оказалась неожиданно крепка для старца.

— Позволительно ли юноше с добрым сердцем, что жалеет пьяных варягов, — насмешливо спросил он, — обижать мирного торговца?

— Пьяных варягов? — обескураженно промолвил Авось и чуть дёрнул плечом. Ухватившая его рука действительно была как сталь. Авось выдохнул: — Он… Он не заплатил гридню конунга.

Юноша кивнул на Карифу и попытался выпрямиться с прежней важностью, только не был уверен, получилось ли.

— Ах, вот перед нами какая важная птица, — слепец говорил по-прежнему насмешливо, но вполне дружелюбно. — Долги принято возвращать.

Он обернулся к Карифе, а тот снова безмолвно раскрыл и закрыл рот, лишь указывая безвольным пальцем на Авося.

— Три дирхама, я слышал? — спокойно поинтересовался богомолец. — Так заплати.

Карифа закивал и принялся отсчитывать деньги. Его руки дрожали.

— Заплати гридню князя! — улыбнулся слепец, и его крепкая рука скользнула по плечу Авося чуть вверх, туда, где под плащом прятался браслет. Хватка неожиданно ослабла. Авось вздрогнул. И на миг в голове его мелькнуло что-то… пугающее, но странным образом знакомое — прялка, и на ней золотые нити… Он что — перегрелся? А богомолец уже отпустил его. Насмешливое выражение лица нищего проповедника неожиданно сменилось. Он чуть склонил голову к Авосю и непонятно проговорил:

— Такими вещами не стоит шутить.

В этот момент Карифа протянул Авосю деньги. Казалось, он ожидал, что его сейчас ужалит змея.

— Три дирхама, господин, — пролепетал купец.

— Серебром? — завороженно произнёс Авось.

Карифа застонал.

— Это всё? — серьёзно поинтересовался богомолец.

Авось кивнул. Юноше показалось, что он услышал суровые, а быть может, даже осуждающие нотки в его голосе.

И тогда раздался низкий и громкий звук труб. Все расступились и покорно смолкли. Богомольцы тут же куда-то подевались.

Вдали, на главной дороге, ведущей к торговой площади, появилась самая странная процессия из тех, что доводилось видеть Авосю. Впереди острым клином шли, скорее всего, священнослужители в высоких чёрных капюшонах и накидках, расшитых загадочными символами. Лиц их не было видно за пугающими золотыми масками. Их было семеро, и каждый нёс перед собой золотую плошку с солью. За ними следовали бритые наголо рабы в одних ослепительно белых набедренных повязках, которые контрастировали с цветом кожи, покрытой позолотой. Даже блестевшие на солнце черепа и даже веки были покрыты краской, что придавало рабам сходство с ожившими золотыми статуями. На плечах их покоился помост, размером и формой похожий на ладью, в центре которого был сооружён высокий трон.