Алексей Егоров - Повелитель механизмов

Немного путаясь в словах, Асани благодарила меня за то, что я навестил ее, вспоминала старый подарок — ту самую музыкальную шкатулку, и приглашала в гости. В простых словах ее письма я смог разглядеть больше, чем хотел бы. Она искренне, но немного неуверенно выражала свою признательность. Это было так мило, что я не мог не удержаться от глупой улыбки.

Что-то в наших отношениях сдвинулось.

Это и пугало, и радовало меня. За эти дни мы сблизились больше, чем за прошедшие пять лет. Не знаю уж, чему я больше удивлен, тому, что Асани решила избавиться от своей привычной холодности или тому, что я позволил ей приблизиться.

Очевидно, она хотела, чтобы именно сегодня я навестил ее. После недолгих колебаний я решил все же не делать этого, во-первых, я устал, во-вторых, что-то меня пугало в этих отношениях. Опасная перспектива, я бы сказал.

Я не строил иллюзий, у нас с Асани ничего не могло бы получиться… в общечеловеческом плане. Разные характеры, разные принципы, в конце концов — разное социальное положение. Какие-то детские фантазии просто, я не привык, чтобы подобное занимало мою голову. Ей следует работать, а не отвлекаться!

И с чего я начал обо всем этом думать? Лучше отправиться спать, глупые мысли так и лезут в голову.

Последующие дни я полностью посвятил работе. Стремление как можно быстрее закончить проект гнало меня вперед, я не мог остановиться и не думал ни о чем другом. Я жил в каком-то полусне, который сам и создал, изредка отвлекаясь на сон, еду и естественные потребности.

В мастерской росли горы негодных заготовок, я старался создать идеальный механизм, нельзя было допустить, чтобы он вышел из строя из-за какой-то мелочи. Внимательно осматривая изготовленные механизмы, я выбирал лучшую деталь и устанавливал на металлический скелет куколки. Действовал я больше по наитию, руководствуясь лишь общим планом работы. Я не разрабатывал сложных механизмов, я просто полностью уходил в себя и из глубины своего разума выуживал очередное чудо. После подгонки и проверки я мог убедиться, что такой метод эффективен. Мои устройства работали и как работали!

Не было посторонних вибраций и протечек, отсутствовали шумы! Механизмы работали настолько хорошо, что у меня мурашки бежали по коже. Пожалуй, за всю историю Города ни один механист не мог создать ничего подобного. Даже если мое предприятие раскроется, я все равно войду в историю, как великий мастер!

Но мне не требовалось признание, я творил лишь потому, что иначе не мог. Это желание шло из меня, я мог лишь направлять его и воплощать в нечто естественное. Это был дар. Богов ли, не знаю. Но это был дар! И он постоянно развивался, я чувствовал, что с каждым пройденным этапом в работе, мои навыки улучшаются. Нечто внутри меня росло, становилось больше и сильнее. Это нечто уже нельзя было остановиться, оно затмевало своим существованием все остальное.

Я напрочь забыл о существовании внешнего мира, мне было страшно думать о нем, о том, что я могу потерять свою целостность в вечной погоне за успехом. Я сознательно отключил сигнализатор дверного стража, лишь в опасной ситуации он мог меня позвать. Я не желал, чтобы мое уединение нарушали. Но, даже отгородившись от внешнего мира, я чувствовал его настойчивое желание вторгнуться в мое личное пространство. Это ощущение и раздражало, и пугало.

У меня не было сомнений в правильности своих действий, но другие, весь этот мир был способен сокрушить меня, раздавить на пути к цели.

Я отгонял от себя назойливые мысли, которые только мешали мне. Моя работа требовала полного сосредоточения, полного, абсолютного внимания. Но что-то постоянно мне мешало, порой я бросал работу и поднимался наверх в гостиную. Задумчиво глядел в окно сада, слушая стук часов. Мои глаза то и дело натыкались на письма Асани, я прикасался к ним, не в силах перебороть искушение, но не читал. Прикосновения к грубой бумаге срывали с моего сознания пелену сна, которая, казалось, пришла из вне. Я словно запутался в паутине своих мыслей. В эти мгновения я удивлялся: почему столь долго провожу времени в мастерской. Как бы я не любил свою работу, отдых был необходим. Иначе сознание истощится, это незамедлительно скажется на работе.

Но мне не хватало сил перебороть назойливое стремление вернуться назад в мастерскую. Стук часов усыплял, шумы от работы исправного механизма затуманивали сознание, я проникался сутью работы этого устройства и желал создавать совершенство. Я возвращался в мастерскую и принимался за работу.

Мой дом представлял собой сложную крепость, в которой нельзя было найти свободного угла, где нет механики. Да, она была скрыта от глаз, но ее наличие ясно ощущалось в пространстве. Я мог с уверенностью сказать, что и где у меня готово было выйти из строя. Одного этого понимания хватало, чтобы механизм переставал болеть и возвращался в нормальный режим работы. Мне не приходилось, как другим механистам, проводить периодические диагностики своих творений. Я уже не удивлялся своим способностям.

Это не было магией, это было простой работой мысли. Одна из граней моего таланта. За эти дни я сумел полностью проникнуться осознанием своего превосходства над другими мастерами. Но не было ни гордости, ни удовлетворения. Гордость мне не требовалась, я и так знал, что лучший. А удовлетворение постоянно от меня ускользало, я не мог найти того, чего так настойчиво требовала моя душа.

Чем больше я создавал, тем глубже погружался в пучину отчаяния. Все равно, я не мог остановиться. Процент брака стал повышаться на шестой день работы, усталость была, но не физическая. Я все чаще и чаще стал ловить себя на мысли, что ухожу от чего-то ценного. Того самого, что требовалось для раскрытия моего таланта. Я долго думал над этим, не решаясь продолжить работу, но так и не смог выйти из оцепенения.

Так просидев около суток без движения и без мыслей в голове, словно идол дикарей, я был вырван в реальный мир настойчивой трелью стража.

Мое тело одеревенело, глаза слиплись, горло пересохло… Я постарался переключить внимание на звук сигнала. Если бы я продолжил и дальше анализировать свое состояние, то опять бы заснул.

Переборов слабость, я порывисто встал на ноги. Стул отлетел назад, а я на негнущихся ногах направился к лестнице. Я испытал несказанное облегчение, сбросив с себя оковы, которые сам и одел.

По пути к двери я, не переставая, тряс головой. Меня тошнило и шатало, но это помогало прийти в себя. С силой растерев лицо ладонями, я сумел почувствовать, что нахожусь не в таком уж и плохом состоянии. Да, кости болели, мышцы превратились в дерево, пот и неприятный запах наличествовали, но в целом мое тело было готово к встрече с опасностью.