Хаген Альварсон - Девятый Замок

Когда ладьи скрылись, Ругин снова ударил струны, запел — звонко, отрывисто — и схлынул туман, и вновь возник из ниоткуда славный Норгард…

Снорри тогда получил по заднице ремнём. Мать плакала. А Снорри долго ещё не мог согреться.

Те викинги не вернулись. То ли взяли землю на Юге и осели, то ли вернулись другим путём, то ли рухнули на поле брани и отправились в Золотые Палаты — кто скажет?..

— …а Свену — всё до задницы, кроме своей выгоды, — ворчал Ругин. — Он и мать продал бы, когда б нашёлся покупатель!

— Но… — попыталась возразить Митрун, да Ругин перебил:

— Не спорь, девка! Послушай, что умные люди говорят, коль своих мозгов нет. С людьми народа Верольд нельзя ужиться! Они придут — и всё здесь поменяют! Всё — лес, горы, Андару, сам воздух! А что ещё хуже — мы никогда не будем равны им. Мы для них всегда будем забавным Сказочным народцем, волшебными карликами, гномиками в смешных красных колпачках. А когда они разорят наш мир, когда сами уже не смогут ничего из него высосать — о, тогда они во всем обвинят нас же самих, прольют нашу кровь, а потом — уйдут, оставив за собою лишь холодеющие руины. Я не пущу их в Норгард! Такова была воля и покойной Арны. Впрочем, девка, не твоего ума это дело!

Митрун вспыхнула:

— А когда жива была Арна — так ли ты с нею говорил?

— Куда тебе до Арны! — сплюнул Ругин. — Дурная баба!

— Придержи-ка язык, колдун! — сказал Снорри не слишком ласково. — Мы тебе не грубили!

— Ты, рыжий, сделал сегодня достойное дело, — отвечал старик. — Потому я дам тебе совет: наплачешься ты с этой женщиной! Хэй, друид, мы не закончили разговор!

И двое чародеев уселись в дальнем углу трактира.

— Что на тебя нашло, Митрун, любовь моя? — спросил Снорри. — Мало проку спорить с нашим Ругином!

— А как не спорить, если он говорит глупости?! Кому станет хуже, если тут и впрямь поселятся верды? Живём, как в лесу… Это ты, Снорри, скажи, что нашло на тебя? Зачем ты защищал их? Могли же убить! Ты обо мне подумал?

И тут Снорри рассмеялся. Холодно, презрительно. Такой смех не прощают. Но остановиться он не мог. Ветер пел в его сердце.

— Коль меня убили бы, — сказал он сквозь смех, — на тебе женился бы Эльри, по старинному воинскому обычаю!

Митрун побледнела.

— Хорошо, — молвила она тихо. — Но запомни, ты, невыносимый дурак: дружба с этим чужаком принесёт тебе много горя. И я не стану нести его вместе с тобою!

И быстро пошла прочь, готовая плакать от обиды — но плакать не для чужих глаз… Эльри заметил:

— Не следовало тебе так говорить.

— Уж пожалуй, — кивнул пивовар, — пару дней точно будет дуться.

— Я о нашем обычае. За такие шутки у нас вызывают на хольмганг.

— Да ты никак тоже обиделся?

— Меня обидеть — уметь надобно, не льсти себе. Просто иногда следует головой думать. Да и, кроме того, она же тебя любит…

— Выслушай меня, Ругин Гальдрар, ибо я уже достаточно слушал тебя, — тихо говорил друид, — к тому же, я буду краток. Вы не сможете прятаться вечно. Они всё равно так или иначе придут сюда. Мой народ, Народ Холмов, готовит великий исход. В назначенный час раскроются холмы, и мы уйдём, оставшись в людских сказаниях. Что станете делать вы, Двергар? Затеряетесь в тумане Края Мёртвых?

— Я — последний из жителей Норгарда, кто знает Руну Нифля, — отвечал Ругин. — Учеников у меня нет. Могу обещать, что по смерти отдам Руну синему небу, зелёному лесу и глубоким водам Андары. Им виднее. И пусть альдерман творит, что хочет! Но до того — не будет сюда ходу чужакам. Это всё, что я имею тебе сказать, Лис.

Корд'аэн улыбнулся. Грустной вышла та улыбка.

— Этого довольно, мудрый чародей, — тепло сказал он.

Ругин буркнул:

— Иди, обрадуй Свена, ибо недолго ему ждать моей смерти.

И вышел, бормоча что-то под нос. Люди спешили уступить ему путь и не попасть под взор цвета грозовой тучи. А Корд'аэн О'Флиннах сидел за кружкой сидра один и смотрел ему вослед. Улыбка блуждала на его устах, но в глазах не было радости.

— Снорри, сын Турлога, позволишь ли угостить тебя? — спросил сид. — Ведь я тебе обязан!

— Отнюдь, — отвечал Снорри. — Не думаю, что тебе угрожала опасность. Да и, честно сказать, здесь приличному человеку угоститься нечем. Но ежели таково твоё желание, я мог бы с тобой побеседовать.

Страшно было сидеть за одним столом с яснооким пришельцем. Казалось, ещё слово, ещё миг — и великий ветер подхватит тебя, и ввергнет в древнюю бездну, из которой нет возврата. Внутри всё холодело от страха и восторга — словно несёшься на лыжах с горы, или ведёшь лодку сквозь самое око бури, или ступаешь по краю ледника…

— Скажи, пивовар, зачем ты это сделал? — спросил Корд'аэн. — Тебя могли зарубить.

— Быть может, и могли, — отвечал Снорри безмятежно. — Да только кто-то ведь должен был выйти, не так ли?

— Раз уж ты отказался от дара, позволь поблагодарить иначе. Ты можешь задать мне один вопрос, на который я отвечу правду. Подумай хорошенько, Снорри!

Сердце ёкнуло. Сколько вопросов, толкаясь, полезло на язык! О многом хотелось спросить чародея: кто он таков, откуда, зачем пришёл сюда, почему Свен приказал ему убить, правда ли то, что рёк Ругин о вердах… ну и по мелочи: каковы будут цены на солодовый ячмень, привезут ли сельдь на торги, когда настанут первые заморозки? Но Снорри не спросил ничего. Видать, вещие фюльгъи подсказали ему промолчать. Сын Турлога молвил:

— Пожалуй, я задам этот вопрос позднее.

Корд'аэн покачал головой.

— Хитёр бобёр… Ладно же, дай хоть погадаю тебе.

— На ладони? — криво усмехнулся Снорри.

— На чаше с кровью.

— Мне своей крови жалко.

Корд'аэн указал на стеклянный стакан, который Снорри сжимал в руках. Только тут пивовар увидел, что стекло треснуло под напряженными пальцами и взрезало кожу. Кровь медленно таяла в сидре.

— Дай-ка сюда свой стакан, — попросил друид.

Потом начал всматриваться, вертел посудину, и неприятно каменел его взгляд. А после друид оттаял лицом и усмехнулся.

— Правду рёк тебе Ругин. Наплачешься ты со своей невестой.

Снорри нахмурился.

— Никто не просил тебя совать нос… — начал он сердито, но друид просто перебил:

— Это будут слёзы радости.

— Хоть и мало веры твоим словам, Корд'аэн, всё же будь моим гостем, — улыбнулся Снорри. — Ибо моё пиво — свежее, чем тут…

…Так началась их дружба. Корд'аэн иногда наведывался, и они пили, курили трубки и говорили о всякой всячине. Люди стали побаиваться Снорри, ибо тот знался с колдуном. Снорри лишь посмеивался.

Он и думать забыл о том вопросе, который задолжал ему Корд'аэн.

Проклятие старосты сбылось. Ругин умер в начале лета. Люди удивились, что альдерман превзошёл колдовской силой гальдрара. Иные, правда, поговаривали, что колдовской дар Свена тут ни при чем, просто у старосты была в знакомых банда грэтхенов, коим ничего не стоило тайком убить ведуна. Свен никак не мог пресечь тех сплетен, однако люди не слишком им верили. Говорили — так или иначе, а противный бесполезный старикашка мёртв, поделом ему, и что за беда, если его жизнь оборвало не проклятие старосты, а нож-кишкодрал убийцы? Многие радовались его смерти, ибо никто не стал бы мешать выгоде.