Хаген Альварсон - Девятый Замок

Лундар остановились, разомкнули руки, поклонились Балину. А потом исчезли в лесу, стали его частью. Балин снова стал похож на обычный дуб.

Теперь я знал. Знал, что влечёт меня сюда. Знал, почему слышу голоса предков, голоса из глубин седых столетий. И знал, что мир прекрасен.

— Спасибо, — молвил я шёпотом. — Спасибо тебе, Унтах кан Орвен.

Тот зашёлся страшным смехом. Смех стал кашлем. Кашель — неслышным стоном, где не было ничего, кроме отчаяния и боли.

…в тот год Снорри сравнялось девять зим. Тогда же он первый раз увидел смерть.

— Снорри, котёнок, не опаздывай к обеду!

— Да, мам!

И выбежал на улицу, едва не перецепившись о порог.

Весна была в самом разгаре. Леса сочно и ярко зеленели, трава буйно разрослась, храбро желтели одуванчики, в кустах пищали зяблики, синицы и крапивники, а небо расчертили ласточки и чайки. Цапли вернулись из южных стран и плясали в заводях. В камнях ожили закоченевшие ящерки и змеи. На пасеке старого Фундина уже гудели пчёлы. Близилось лето, время приключений, походов, игр и опасностей, выдумок и проделок, до которых зимой как-то не доходили руки.

Словом, самое время мальчишкам проверять себя, как то заведено у всех мальчишек на свете.

Банда уже собралась в положенном месте — у стоячего камня под древней сухой ивой, на берегу реки.

— Что тебя задержало, Рыжий? — недовольно спросил Хлини, вожак ватаги и гроза соседских яблонь.

— Думаю, не я один опоздал, — бросил Снорри. — Кого ещё ждем?

— Эйольф должен скоро быть, — сказал Эрвальд.

— Эйольф? — скривился Эгги. — Да он же на девчонку похож!

— Сам похож! — с вызовом процедил Эйольф Длинный Нос, неторопливо вынимая руки из карманов. — Ну-ка, повтори, кто тут…

— Спокойно, Нос, — важно сказал Хлини, — у нас не так много времени, чтоб тратить зря. Кили, Фили, Эрвальд, подсобите!

…Кто первым додумался устроить тайник меж корней старой ивы — как знать. Говорили, чуть ли не сам Нори Большой Башмак. Как бы там ни было, а места там было много, что весьма радовало мальчишек. Но только Хлини сын Флоси ухитрился спрятать там лодку. Где он её добыл — также осталось тайной. Но зато за ним прочно закрепилась слава хёвдинга…

— На борт! — скомандовал Хлини. — Фили, Кили, Борин, Эгги, Эйольф, Эрвальд, на вёсла! Рыжий, а ты воду черпай!

А сам гордо стал на носу, всматриваясь в противоположный, западный берег Андары.

Конечно же, плавать на тот берег было запрещено. Во всяком случае, детям. Отрокам разрешали, но только по делу. И беда была не только в том, что дверги плавают хуже собственных топоров. Просто на западном берегу уже начинались горы. Хвитасфьёлль, Белогорье, и Морсинсфьёлль, Гнилые Зубы, соединялись на северо-западе перевалом Вальфар, за которым уже начинался Тролльмарк, Лес Троллей. Другой перевал, что рассекал Белогорье чуть южнее, Драккетар, Клыки Змея, издавна считался обителью злых духов. И хоть до тех гор было самое малое два дня пути, жители Норгарда опасались закатного берега.

Даже несмотря на то, что там уже стояли три больших усадьбы и с дюжину мелких дворов.

Лодку схоронили в кустах, и Хлини повёл отряд на запад, забирая к югу, подальше от тех самых дворов. Миновали озеро, сосновый бор, и круто повернули на север. Почва шла вверх по склону, стала твёрже, и всё чаще стали попадаться глыбы — самые маленькие размером с овцу, большие — с целый дом. И вот хирд Хлини Флоссона достиг трех стоячих камней, меж которых булькал источник.

А из-за горы на востоке уже шагали враги.

Ватага Нарви сына Гисли, иначе — Вестбардаманы, Люди с Западного Берега, были детьми тех, кто отстроился там. Им разрешали плавать в Норгард, да и в горы они ходили чаще. Потому их уважали и побаивались. И никто не мог решить, чья же банда страшнее — Нарви или Хлини.

Настал день разрешить тот спор.

Если бы они были взрослыми, то сошлись бы в честной драке, стенка на стенку, с кулаками. Или в нечестной — с палками, камнями, цепями, свинчатками. Но тогда пришлось бы объяснять родителям, откуда у них синяки, разбитые носы и поломанные кости. А этого хотелось бы избежать — не в последнюю очередь в силу гордости и жажды независимости.

— Все знаете, где находится Кречетовая Круча? — без предисловий спросил Нарви Гисласон.

— Лучше иных, — отвечал Эйольф Длинный Нос.

— Помолчи, я говорю со старшим, — надменно бросил Нарви.

— У нас нет старших, — с вызовом шагнул вперед Хлини, и Нарви на миг стушевался, — все равны. Не то, что у тех, кому безмолвные рабы милее побратимов!

Вестбардаманы недовольно зашумели. Как! Мы? Рабы?! И кто это говорит? Тот, кто и гор-то не видал?..

— Вас восемь, нас — тоже, — сказал Нарви спокойно, — разбиваемся по четыре и идем на Кручу. Чья банда полностью заберется наверх — те и победили. Мешать при подъёме нельзя. Иное дело — в пути. Мы дадим вам фору. Небольшую. Ну что, согласны, равные? — закончил с насмешкой.

— Не обижайся потом, сын Гисли, — хмуро сказал Хлини.

Хлини взял в попутчики Борина, Эйольфа и Эрвальда. Снорри выпало идти с Эгги и братьями Вилисонами, Кили и Фили. Братья уже лазили тут и потому вели отряд. Наверное, дело пошло бы скорее, если бы они всё время не спорили. К тому же, дуралей Эгги натёр ногу и потому едва плёлся. Снорри уже начал жалеть, что вообще пошёл. Горы были скучные, серые, сосенки и можжевельник, да замшелые камни, да лишайники по берегам ручейков. Ни тебе ледника, ни пещеры, ни тролля, ни дракона…

А потом они нашли топор.

Об него споткнулся Эгги. Рукоять торчала между камней, вроде бы на виду, но сперва никто не заметил. Лишь когда Эгги шлёпнулся в лужу, братья обернулись — и взорами их завладело сокровище.

А Снорри — как самый рыжий — помогал Эгги подняться.

— Ух ты, лопата!

— Сам ты лопата! Это кирка!

— Кирка у тебя в заднице! Это…

Братья навалились и выдернули орудие из каменной ловушки. Солнце сверкнуло на лезвии, что едва не оттяпало братьям носы.

— Да это же… ТОПОР! Настоящий боевой ТОПОР!

— Эй! — завопил Эгги. — Это моё! Я нашёл!

— Заткнись, уродец! — в один голос крикнули Вилисоны.

— Ну и тролль с вами, — пожал плечами Эгги. — Всё равно он ржавый!

— Сам ты ржавый! Это не ржавчина, это присохшая кровь!

Этот топор не был похож на рабочие. Длинная рукоять, в трех местах перехваченная полосами железа, широкое лезвие, с длинной "бородой". То была "бородатая" секира гормов, тех двергов, что жили на севере Белогорья. Боевая секира. По ним гормов узнавали везде, ибо после одного меткого удара таким "громом шлема" второго удара не требуется. Говорят, именно таким оружием Ори сын Нори рубил грэтхенов, сгубивших его отца, и теперь он лежит в курганах Норхауг.