Ольга Голотвина - Тьма над Гильдией

Принц понял игру и поддержал ее:

— Отец, ты слишком суров к бедняге. Знаешь, мне его жаль, он такой беспомощный… да что он и мог сделать-то? Я верю, что он был… ну, просто для мелких поручений…

Пьеса, что начала разыгрываться в тронном зале, вывела короля-отца из мрачных раздумий. Эшузар тоже не захотел остаться в стороне.

— Молод ты еще, Ульфест, доверчив! — каркнул он. — Жалко тебе этого урода? Беспомощный он, да? Поверь мне, внук, такие — самые подлые! Потому он сейчас слюной и брызжет, сообщников топит! Мол, Унсай все придумал, Унсай заказчика нашел, Унсай в Подгорный Мир за «тиной» ходил, Унсай бандитам приказывал… А твой Хиави вроде несчастный мышонок, что свалился в бочку золотаря и барахтается в дерьме!

Усталость и боль притупили осторожность Унсая. Он попался на нехитрый крючок:

— Хиави такое говорит?! Этот огрызок?! Да я даже не знаю, для кого он велел…

И замолчал, поняв, что проговорился.

— Для кого… что? — мягко переспросил Зарфест. — Для кого он велел принести «жгучую тину»?

Унсай молчал.

В наступившей тишине Нитха звонко захлопала в ладоши, а потом, притянув к себе Нургидана и Дайру, звонко чмокнула в щеку и того и другого.

Зарфест усмехнулся, а король-отец торжествующе спросил:

— Полагаю, Охотник — мой? Это он здесь одно словечко вякнул, а в Допросных подвалах разболтается, как сказитель в трактире.

Унсай глядел куда-то между черным и золотым троном. Лицо его окаменело.

Король Зарфест оценивающе глянул на пленника.

— А ведь этот, пожалуй, сумеет выдержать пытку… Впрочем, нам не надо это проверять… Почтенный Лауруш! Ты, кажется, обещал нам говорушку? Она у тебя с собою?

— Да, государь! — разгладил свои пышные усы Лауруш.

Вот этот удар насквозь пробил броню невозмутимости преступника. Унсай, посерев лицом, обвис на костылях, глаза его стали молящими. Но король не дал ему произнести ни слова — взмахнул рукой и воскликнул так задорно, словно это был не тронный зал, а трапезная:

— Эй, вина!..

В этот вечер дом Лауруша был полон радости, веселых голосов и хмельных песен.

Трое юных путешественников и Фитиль не принимали участия в празднике: едва они появились в доме Лауруша, их сразу принялись лечить. Подгорные Охотники знают уйму средств, о которых слыхал не всякий лекарь. Чтобы с корнем выдрать угнездившуюся в теле простуду, им в горло влили сок алого туманника, способный заставить человека забыть почти о любой болезни… да вообще обо всем на свете забыть, кроме своего мерзкого вкуса! А затем их по очереди загнали в маленькую баньку и велели вымыться отваром дюжины трав, ни одна из которых не росла в Мире Людей. Настой расслаблял каждую жилочку в теле, гнал из пор пот, делал дыхание жарким, а глаза — блестящими.

Затем страдальцев отправили на второй этаж и разместили в двух спальнях, замотав в толстые одеяла и обвязав бечевой, чтоб одеяла не сбились: больным надо как следует пропотеть!

С Нитхой вышла заминка: ей успели шепнуть, что к Рахсан-дэру уже послан слуга с сообщением о том, что Нитха нашлась, и ее опекун вот-вот будет здесь. Это сильно встревожило Нитху, и она заявила, что не останется ночевать в этом доме, пока ей не скажут, где тут женская половина. Лауруш не сразу понял ее: ведь он и так приказал уложить девочку отдельно от остальных! Но потом понял, что малышке для оправдания перед суровым наставником требуется официальное подтверждение того, что она не нарушала обычаев родины. У Лауруша хватило доброты не напоминать забавной девчушке, что прошлую ночь она провела в одной тесной каморке со своими собратьями по учебе — и никто не подумал об этом ничего плохого. Вместо этого Глава Гильдии разворошил в памяти свои запасы наррабанских традиций и с суровой торжественностью заявил, что на все время дальнейшего пребывания Нитхи-шиу в его доме комната эта объявляется женской половиной и в нее запрещается вход всем мужчинам, кроме Шенги, ибо у учителя есть все права отца. Только после девочка успокоилась и позволила пожилой добродушной служанке увести себя в комнату, раздеть и замотать в одеяло.

(Тогда это казалось Лаурушу игрой, чтобы успокоить больную девочку. Но как же похвалил Глава Гильдии себя за предусмотрительность, когда ему пришлось объясняться с Рахсан-дэром, серым от волнения и свирепым, как пустынный лев!)

Теперь четыре тугих «кокона» лежали в темноте наверху, а снизу доносилось многоголосое пение: Гильдия собралась поприветствовать своего оправданного героя.

Охотнику даже не пришлось пить «зелье правды»: Лауруш сказал, что говорушки у него мало, хватит лишь на то, чтобы развязать язык одному человеку. Три правителя, посовещавшись, решили, что это будет Унсай. Уже первые фразы размякшего, расплывшегося в блаженной улыбке преступника сняли с Шенги подозрения, и Лауруш выпросил у короля дозволения увести своих людей: они измучены и, возможно, больны…

И теперь Гильдия бурно веселилась — а сам виновник торжества потихоньку выскользнул из трапезной и отправился наверх — проведать учеников…

Он вошел в комнату Нитхи без свечи, чтобы не потревожить больную.

Лунный свет падал на лицо старой служанки, дремлющей на сундуке у кровати. Скрип двери разбудил женщину, она хотела что-то сказать, но Шенги приложил к губам палец, подошел к постели девочки и легонько тронул лоб — нет ли жара?

Длинные ресницы дрогнули на лице Нитхи — словно две ночные бабочки, что вот-вот взлетят. Девочка по-кошачьи изогнула шейку и ласково потерлась о руку Шенги.

Тот смутился, отвел руку, кивнул служанке — мол, не спи! — и вышел.

В соседней комнате Фитиль и Нургидан уже спали хорошим, спокойным сном выздоравливающих людей. А Дайру повернул голову к вошедшему учителю.

— Лежи, — строго шепнул ему Шенги. — Как ты себя чувствуешь?

— Как мертвое тело покойного трупа, — зашептал в ответ Дайру. — Где моя поленница?!

Когда Шенги спустился в трапезную, гости не обратили на его возвращение особого внимания, продолжая вразнобой выводить слова веселой песни:

Лишь один взгляд тревожно метнулся навстречу Совиной Лапе. Наррабанский вельможа даже привстал от волнения со скамьи. Шенги задержался, проходя мимо него:

— Хвала всем богам, с девочкой все в порядке, как и с ее друзьями. Она будет сладко спать всю ночь, а утром встанет здоровой и веселой.

— Гратхэ грау дха, Гарх-то-Горх! — негромко возблагодарил старый Рахсан Отца Богов.

— И приготовься к бурному разговору, — ухмыльнулся Шенги. — Принцесса была весьма недовольна, когда узнала, что ты просил у короля Зарфеста воинов для ее спасения.