Юрий Ижевчанин - Первая колония

Пирушка с князьями оказалась крайне скучной. Почти не зная Древнего языка, разговаривая лишь через переводчика, они в основном развлекались тем, что хвастали своими военными подвигами, в которых большей частью перечислялись снесенные вражеские головы и запытанные насмерть пленные. Это все сдабривалось громадными количествами крепкого вина (водку и чачу восточные горцы не пили). Лассор тоже откровенно скучал, беседуя на Древнем с тем, кто еще позавчера был его братом. Но это была работа властителя и приходилось улыбаться, выслушивая кошмарные и скучные истории о "подвигах" князей, при этом все время следить, чтобы служанки подливали им вина вовремя.

Вдруг в шатер ворвалась растрепанная Астарсса в полуразорванном платье и с синяком под глазом. Оказывается, Чанильтосинд, с которым она решила пофлиртовать с расстройства, попытался взять ее силой. Тлирангогашт вышел, решительно направился к шатру Чанильтосинда и громовым голосом объявил. что тот ему больше не друг. В легком подпитии у него вдруг получилось сказать это по-агашски. Астарсса в восхищении обняла и поцеловала принца, надеясь на продолжение любви. Может быть, так оно и случилось бы, но тут принца вызвали в шатер царей. Он попросил Астарссу пока что пройти в его шатер (в виде редкого исключения на старкском, не желая. чтобы это слышали слишком много ушей) и отправился к царям.

Разговор с царями оказался недолгим и несколько неожиданным. Оказывается, Ашинатогл с восторгом отозвался о Древней женщине, на что Атар заявил, что они в подметки не годятся старкским. Ашинатогл резонно возразил, что Атар никогда не спал с настоящей Древней, а Атар сказал то же самое про агашца и старкских женщин, добавив, что художницы, за исключением Высокородных, великому царю несколько не по рангу, но краткая интрижка с ними простительна. И в итоге два царя заключили пари, а рассуживать придется в некотором смысле Тлирангогашту как третейскому судье. Ашинатогл сообщил ему, что он свою служанку-Древнюю Элионгау дает ему на ночь с тем, чтобы он по свежим впечатлениям сравнил ее и старкскую художницу. На ехидное замечание Атара, что Ашинатогл боится поухаживать за свободной женщиной, Ашинатогл взревел, что он и небесных танцовщиц не побоится, и попросил принца прислать к ним для развлечения пением и танцами художницу Астарссу.

Астарсса уже ухитрилась скрыть под умело наложенным сценическим гримом следы злосчастного конфликта, когда принц вернулся в свой шатер и разочарованно сказал ей, что ее оба царя зовут попеть им и потанцевать перед ними. При этом Тлирангогашт не скрыл, что царь Агаша собирается за ней поухаживать. Такая перспектива повеселила художницу, но заодно у нее взыграло честолюбие: ведь одинаково почетно будет и соблазниться, и отказать царю. Она собралась и пошла к царям, вспоминая в уме свой широкий репертуар песен на Древнем Языке.

А в шатер принца привели Элионгау, которая сразу же разделась и стала соблазнять принца. По сравнению со старкскими женщинами, это моментально произвело на него впечатление машины для наслаждений. Осталось оценить качество этого механизма, на это была еще вся ночь. Поэтому принц вернулся к князьям, которые уже были пьяны почти что в стельку. Текоттет хвастался, что ночью к нему в шатер пришла старкская дама, которая прекрасно говорит по-агашски, и даже назвал ее имя: Кутиосса. Это была одна из лангиштских княжен, выданных замуж за шурьев царя. Тлирангогашт и Лассор согласно сделали замечание князю, что у старков не принято хвастаться такими победами, и попросили его в дальнейшем соблюдать это правило. У Тлирангогашта возник неприятный осадок: видимо, свободу, предоставлявшуюся старкским женщинам, агашки восприняли как вседозволенность… Но закончить эту мысль и продумать следствия он не смог, надо было продолжать упаивать князей. Из намеков царей стало ясно, что они очень желают, чтобы князья сегодня тоже допились до почти бесчувствия и не вздумали поинтересоваться итогами разговора царей.

Вечером, когда принц подошел приветствовать приемного отца, Ашинатогл вдруг велел ему самому приказать советнику Кутранглоту заниматься с ним вечером. Когда Тлирангогашт приказал, Ашинатогл расхохотался:

— Ты заставлял всех повторять твои Древние фразы на агашском, а затем сам повторял их. Но ведь они делали это по твоему приказанию, а ты должен повелевать. Вот и услышал я сегодня, что воины говорят: "Новый наследник в битве лев, мудростью слон, с женщинами бык, выносливостью железный голем, в Древнем Языке как Митрополит, а вот в нашем языке пытается разобраться, но не может." А я не понимал, в чем дело. В молитвах ведь все мы обращаемся с мольбой к Высшим, и со мной ты говорил так, как полагается, потому что научился из молитв.

Принц остолбенел. Ни в одном из известных ему языков не было такого, чтобы произнесенное по своей и по чужой воле различалось. После этой выволочки царь сам повелел советнику заниматься с принцем. И структура предложения была другой, и слова почти все оказались не те.

Но выволочка не кончилась.

— Сегодня ты, сын мой, допустил первую большую ошибку. Расскажи, чем провинился Чанильтосинд.

— Он попытался силой взять свободную женщину.

— Все верно. Он нарушил твой прямой запрет. Да даже если запрет был бы в намеке, это все равно было бы непростительно. Но ты принял самое худшее решение. Ты опозорил его и оставил жить. Теперь он твой враг навсегда, а мне придется завтра решать эту проблему. Надо было или снести ему голову на месте, тогда это была бы почетная смерть. Или же отхлестать его как следует плетью и простить. Это тоже было бы правильно: он нарушил прямой запрет, и высший собственноручно утолил на нем свой гнев, смыв с него вину.

Принц внутри себя схватился за голову: все здесь наоборот! Старк мог бы попросить прощения на следующий день (в тот же было неприлично, надо сначала остыть самому и дать остыть высшему). Его бы простили, или же предложили бы ему по собственной доброй воле принять несколько плетей. А казнить без суда можно лишь в военной обстановке, и лишь в крайних случаях. И избивать самому можно только раба или в крайнем случае слугу. Избиение — это позор, извинение — честь. А тут все наоборот.

— А почему бы ему не попросить прощения? — робко сказал принц.

— Мозги у вас, северян, наизнанку! Это бы окончательно опозорило его. Иди занимайся с советником, — завершил царь агашской фразой.

В этот вечер принц узнал еще много интересного. Вышестоящий, обладающий властью, в Агаше имел право наказать или казнить человека по собственной воле, но не отнять его имущество. Нужно было только объяснить свой поступок, желательно до того, а если было невозможно, то затем почтенным людям. А вот имущество можно было забрать лишь по приговору суда. И такие приговоры выносились неохотно, полной конфискации имущества в Агаше практически не знали.