Юрий Ижевчанин - Прелюдия: Империя

Эсса одобрила этот способ действий мужа. Она уже стала мечтать, как организует в замке общество дам и кавалеров по-другому, чем это принято в обычных захолустных уделах. Она хотела бы взять то, что ей понравилось в высшем свете, но изгнать дух всеобщей ветрености, который царил в таких обществах. А начало, положенное мужем, она считала правильным. Если уж не жена, так пусть хоть законная наложница, а не "свободная" шлюшка.

Следующую остановку караван сделал в городе Урлинор. Тут надо было задержаться и по той причине, что дальше все города были разорены войной, и стоило сделать необходимые закупки здесь, и потому, что наступал праздник двенадцатой луны.

На Родине было несколько календарей. Старки пользовались лунно-солнечным, в котором было 16 либо 15 месяцев в году, единобожники — чисто лунным, в котором было 16 месяцев в году, ненасильники — солнечным со сложной системой високосов, потому что любой год начинался у них с субботы. Был также общий для всех священный год из двенадцати месяцев. Откуда он взялся, никто не мог объяснить. Но возраст людей считался именно в священных годах. И вот сейчас в очередное полнолуние кончался один месяц, начинался другой и справлялся праздник двенадцатой луны.

В первую же ночь в Урлиноре Эсса проделала опыт. Она сняла для Тора отдельную комнату, пришла к нему после молитвы, поцеловала его, он ответил, и она с удовлетворением заметила, что вроде бы ему не было особенно противно, для него этот поцелуй даже как будто приятный сюрприз. "Как мои грехи?" — прошептала она. "Намного меньше, чем раньше" — ответил Тор и еще раз ее поцеловал. Эсса с радостью приняла его поцелуй, а потом сказала ему: "А теперь омой грехи. Я пришлю Ангтун к тебе", и, прежде чем Тор успел что-то сказать, ушла. Утром она с радостью восприняла объятия и поцелуй мужа: видно было, что теперь ему не противно, а, наоборот, он рад помочь жене. И за ночь у нее грехов не накопилось, тем более, что утром она тоже искренне помолилась. Эсса похвалила себя за ум и находчивость.

Урс Ликарин, бывший есаул славной ватаги атамана Желтого Ворона, а ныне беглый преступник, крестьянин, изгнанный собственным отцом и своей деревней, шел по дорогам разоряемого мятежом королевства, перебиваясь поденными заработками. У него был припрятан кошель, в котором даже золото водилось, но он его никогда не доставал, чувствуя, что, как только возьмет в руки эти деньги, его душу станут жечь воспоминания о жестокостях, которые сотворил их отряд. Урс по-прежнему считал, что в принципе дело Желтых благое, да и атаман у них был незаурядной личностью: сам не стремился к обогащению, лишних жестокостей не допускал, отнятое у богатых в значительной степени раздавал крестьянам. Но первое же столкновение с высшими руководителями секты Желтого Неба вызвало у Урса отторжение.

В очередной деревушке Урс бродил по улицам и спрашивал, кому нужен работник за еду и ночлег? К нему подошел человек городского вида, пощупал его мускулы и предложил наняться на ближнюю каменоломню за четыре медяка в день. Поторговавшись немного, Урс сошелся на пяти медяках, ночлеге и харчах.

Харчи были отвратительные: рис подпорченный, полутухлая рыба. мясо только по праздникам. У крестьян работников кормили намного лучше. Работа, как и ожидал Урс, оказалась тяжелая: выколачивать из стены каменоломни мраморные глыбы и помогать их грузить на волокушу, запряженную быками. Надсмотрщик ругал беспощадно за лишние отколотые куски мрамора при выемке глыбы, а когда один из рабочих случайно отколол кусок так, что отлетела часть мрамора внутри нарисованного размера, его немедленно поколотили (пороть не стали, так как гражданин) и выгнали, засчитав ему в качестве очередной платы стоимость испорченной глыбы. После чего эту глыбу все-таки выломали, и, поскольку Ликарину выпала очередь легкой работы: сопровождать волокушу в мастерскую, что давало пару часов передышки перед тем, как с нее сгружать — он увидел, что мастер, поглядев на выбоину, недовольно прищелкнул языком, но, смерив ее глубину, глыбу принял. Размеры давались с допуском на последующую обработку.

Через полтора месяца заказ на камень для строительства храма был выполнен, и лишних работников, в том числе Урса, рассчитали. Подрядчик вычел у него из жалования за харчи и ночлег, посмеявшись, что Урс не оговорил бесплатные харчи и ночлег, и получилось по два медяка за рабочий день. Это было меньше стандартной платы чернорабочего, а такая жратва и ночлег в халупе три медяка в день не стоили.

Другие рабочие немедленно пошли пропивать денежки, а Урс двинулся куда глаза глядят, далее на восток. Зайдя в лес, он разжег костер, подстрелил трех голубей и хоть раз поел мяса досыта, приправив его лесными травами и щепоткой соли и перца, которых он немного прикарманил во время кормежек. В лесной тиши он вдруг стал петь еще одну песню своего предка:

Песня покаяния

Я в лес бежал из городов,

В пустыню от людей бежал,

Теперь молиться я готов,

Рыдать, как прежде не рыдал.

Вот я один с самим собой…

Пора, пора мне отдохнуть,

Свет беспощадный, свет слепой

Мне выпил мозг, мне выжег грудь.

Я страшный грешник, я злодей:

Мне Бог бороться силы дал,

Любил я правду и людей;

Но растоптал свой идеал…

Я мог бороться, но, как раб,

Позорно струсив, отступил

И, говоря: "Увы, я слаб!",

Свои сомненья задавил.

Я страшный грешник, я злодей…

Прости, Господь, прости меня,

Душе измученной моей

Прости, раскаянье ценя!..

Есть люди с пламенной душой,

Есть люди с жаждою добра,

Ты им вручи свой стяг святой,

Их манит, их влечет борьба.

Меня ж, Господь, прости, прости.

Прошу я милости одной:

Больную душу отпусти

На незаслуженный покой.

(Н. Гумилев)

Глядя на звезды и на яркую полную луну, на серп малой луны, медленно двигавшейся навстречу главной, Урс вдруг произнес беззвучно:

Покаявшийся революционер

Я думал: Истину узнал,

Я был уверен, что мы правы,

Но Бог сурово покарал

Принявших Дьявола отраву.

Я думал, что мы свет несем,

А мы лишь пламя разжигали,

И стали искрой, что потом

Свои же грубо затоптали.

Я думал, будет идеал,

Когда мы грязь мечом счищали.

В борьбу без страха я вступал,

Ее плоды подонки взяли.

Прости, Господь, меня за то,

Что мир я упростить стремился,

В сосуде видел только дно,

И он в руках чуть не разбился.

Я кровь чужую проливал,

Поскольку не боялся смерти.

И в сеть великую попал,

Которую плели нам черти.

Я, грешник, еретик, злодей

К Тебе в раскаянье взываю.

Готов на кару от людей,

Но душу лишь Тебе вручаю.

И в душе у Урса сформировалось ощущение, пока еще не выраженное в словах, что же дальше делать. Истово помолившись, он впервые за два месяца крепко уснул.