Анатолий Нейтак - Попытка говорить 3. Нити понимания

Но ещё миг – и прекрасная неизвестность выворачивалась наизнанку, становясь чем-то чуждым до чудовищности. И от доверчиво протянутых рук оставались лишь культи, начисто съеденные чем-то незримым, но жутким. Именно потому и жутким, что оно оставалось за пределами зримого, где-то по ту сторону бытия, на изнанке… на Дороге Сна? И вновь скульптура из полутвёрдого гематина, медленно поддаваясь, сдерживала напор чуждой Силы, молчаливо и страшно напрягшись. Изгибаясь почти до излома.

"Не пройдёшь! Сперва уничтожь меня… если сможешь!" Гений создателя по тончайшим, но внятным признакам позволял заключить: не сможет. Никогда. Что бы ни наступало на эту фигуру, какой бы высоты не набрал прилив – оно не одолеет этой пугающе хрупкой преграды. То, что защищают ТАК – не умрёт. Никогда. …собственно, и не умерло. На низком, чуть выше щиколотки, постаменте, а также на шершавых базальтовых плитах вокруг отсутствовали какие-либо надписи. Но мне никакие надписи не требовались, чтобы узнать, с кого ваяли эту скульптуру. Точнее, памятник. И любой, хоть краем глаза видевший когда-либо Схетту, тоже не затруднился бы с пониманием.

Поначалу сфокусированный, мой взгляд волной разошёлся от изваяния, впитывая контекст. Я достаточно хорошо знаю Ирван, чтобы сообразить: раньше площади, посреди которой стоит памятник, не было. Более чем основательная перепланировка… и уж кто-кто, а генарх сумел не просто создать шедевр, но и позаботиться, чтобы этот шедевр получил подобающее обрамление. Так что я не сильно удивился тому, что за спиной у памятника, словно нанизанные на одну воображаемую ось, обнаружились вход в книахат и стела, отмечающая геометрический центр города. Не какая-нибудь метафора, даже не аллегория, но ясный и чёткий знак.

"Вот что я защитила".

На завораживающие трансформации скульптуры хотелось смотреть и смотреть, как на бегучую воду, огонь или те же облака. Но я пересилил себя и бросил взгляд на Баацежа. Генарх стоял, закрыв глаза – так, словно сам обратился в памятник.

- Не только я любил её. Да?

Ответ последовал с задержкой. Причём глаз Баацеж не открыл – словно боялся посмотреть на собственное творение.

- Не беспокойся, Рин. Я вообще довольно влюбчив, если хочешь знать.

"Ну-ну". Я не стал спрашивать, часто ли ради своих возлюбленных (о которых до меня не доходили даже слухи) генарх устраивает перепланировку Ирвана. Даже если такое случалось, то вот других статуй из полутвёрдого гематина я в городе не видел. Да что там! Я вообще понятия не имел, что из него можно сделать статую. Помимо всего прочего, такой материал – идеальный образец для магии подобий, лучше, чем даже склянка с живой кровью. Наведя на гематиновый предмет чары, можно вызвать у его создателя самые разные… эффекты. И убить можно.

Вот только любая сволочь, желающая поколдовать над памятником Схетте, будет иметь дело со мной. Да. …без усилий скользнув по реке времени вверх, я увидел тысячи, а там и миллионы теней. Множество разумных, приходящих взглянуть на Схетту Аношерез. Точнее, на Схетту, получившую новое прозвище: Орин Саллек, – или, иначе говоря, Вставшую На Пути. Отчасти игра слов… но мне ли не знать, насколько буквально можно понять эти звуки!

Ведь я тоже Вставший На Пути, на множество путей. Даже сейчас я отчётливо ощущаю, как ширится сеть Нитей Понимания, вытягиваясь так далеко, как мне раньше и в голову бы не пришло. На этих путях меняются все, даже бессмертные. Кстати, довольно глупое определение, как я уже понимаю. Что такое "бессмертие", хоть десять раз "истинное"? Всего лишь одно из граничных условий роста. Потому что нет абсолютного бессмертия – что, несомненно, к лучшему, так как абсолютной смерти нет тоже. И если чья-то судьба связана с Пестротой так тесно, что даже гибель тела не ведёт к освобождению души, нелепо думать, будто это и есть бессмертие.

Со временем Пестрота тоже канет в вечность, и сам Спящий последует за ней. Вполне возможно, даже сама Бездна однажды трансформируется настолько, что эта трансформа станет эквивалентом гибели. Ну и что?

Я, прошедший через небытиё нирваны, скажу так: смертны все, и всё смертно. Но если в хаосе гибельных перемен вообще возможно нечто вроде бессмертия, то лишь в одной форме: возможности сознательно выбирать, что в тебе будет жить, а что умрёт. Смерть разбивает любые оковы… но мои Нити Понимания могут использовать даже острейший из инструментов.

Схетты больше нет рядом со мной: она Изменилась. И что с того? Кто помешает мне самому Измениться так, чтобы снова пойти рядом с ней?

Действительно, кто?

Только я сам. Никто более.

- Благодарю тебя, Баацеж.

- Принимаю благодарность, Рин. Могу я… ты ведь видишь будущее, и…

- Перестань, – резкость смягчается улыбкой. – Тебе не к лицу такой тон. А насчёт будущего ты не прав. Я не вижу его.

- Нет?

- Нет. Я его ощущаю-творю. Что же до твоего вопроса… не волнуйся, друг мой. Не только ты любишь её.

Честно сказать, генарх застал меня врасплох. Я даже не подозревал, что он умеет улыбаться так… так… по-детски, что ли. Без остатка отдаваясь этому занятию.

А с другой стороны – чему удивляться? Баацеж прожил не одну тысячу лет. И то, как именно он жил, лишний раз подтверждает простую истину: не только мне ведом "секрет" изменчивого бессмертия.

Айса я обнаружил в месте, которое у меня с ним ассоциировалось слабо. Чтобы не сказать – вообще не. Что с меня, атеиста, возьмёшь! И тем не менее, бывший принц именно что посещал храм. Точнее, Большой Собор Энгасти.

Говорят, что маги слабо склонны к вере в богов. И вообще в вере во что-либо, кроме своего резерва. Как во всякой шутке, в этой тоже есть своя – и немалая – доля истины: истово верующий маг действительно сродни чему-нибудь мифическому, вроде философского камня или универсального растворителя. Истово верующие с мощным магическим даром обычно идут в жрецы, с перспективой стать аватарами. Но…

Магия – она, конечно, куда больше, чем просто средство достижения целей. Это и образ жизни, и стиль мышления-действия, и даже, отчасти, религия сама по себе. Но рациональная магия (а в Энгасти она в основном именно такова) охотно отвечает на вопросы вроде "что", "где", "когда", "сколько", "чем" и "каким образом". Но магу смешно спрашивать у собственного инструмента, даже если этот инструмент кажется ему равным по важности душе, "зачем" или "почему". Те самые детские вопросы, отыскать рациональный ответ на которые удаётся далеко не всегда, которые зачастую выводят в области иррациональные, не подвластные опыту и эксперименту – ведь даже если ты дорос до уровня высшего мага, это не означает ни всеведения, ни могущества иного, чем локально бесконечное. А смысл существования, зараза такая, чаще всего расположен где-то вне тебя, и его нужно постоянно искать.