Анатолий Нейтак - Камень и Ветра 3. Кости сновидений

Камера, в которую меня сунули, располагалась глубоко под землёй, и более глубокой, наверно, не было во всём Харроу. Собственно, назвать это помещение камерой значило сильно приукрасить реальность. Скорее, это был строгий карцер или попросту душегубка. Когда мои тюремщики закрыли дверь и ушли, внутри воцарились влажная холодная тьма, рассеять которую не могло даже моё ночное зрение, и такая тишина, что можно было, нимало не напрягая слух, разобрать, как шелестят лапки снующих вокруг многочисленных мокриц.

Ночь в таком месте может подавить волю человека к сопротивлению, а может и вовсе сломить её. Будь на моём месте кто-то другой, всё вполне могло пойти по плану, составленному сунувшими меня сюда. Вот только для запугивания урождённого мага нужно нечто большее, чем холод, сырость и темнота. Пассивные средства могли лишь подточить мои силы, да и для этого требуется довольно много времени. В конце концов, я имею выпестованную всей сознательной жизнью привычку к холодным сырым подземельям, к темноте и одиночеству.

Решающим, однако, было сознание, что освободиться из этого узилища при желании будет не так уж сложно. Внутри у меня полыхал никем не загашенный огонь тёмной магии, которого с лихвой хватило бы и на дверь камеры, и на тюремную стражу. Но я решила избрать пусть пассивного ожидания, ибо мне не хотелось убивать ни в чём не повинных статистов. А чтобы скоротать вязко текущие часы, я постаралась как можно точнее вспомнить беседу с архивариусом.

Среди прочих тем Жиан затронул и тему испытаний.

– Ничего в этом нет нового, Игла. Всё и вся нас испытывает. Природа испытывает людей бегом лет и переменой погоды, расстояниями и подбрасываемыми загадками. Требуя от нас усилий, порой она вознаграждает за них сторицей. И ближние наши не отстают от мира, они также испытывают нас. Любимые испытывают изменами. Любящие – верностью. Покупающие скупостью, а продающие – щедростью. Имеющий друзей проходит через нескончаемое испытание верностью, и настоящие враги испытывают нас точно так же. Болезнь испытывает страданием, страсти – удовольствиями, беды – страхом. В красках и формах заключено испытание зрения, в созвучиях – испытание слуха. И сами мы постоянно испытываем то своё тело, то свою душу, то свой ум, то свою память, то свои умения…

– Но у любого испытания должна быть цель, – заявила я. И добавила. – Если нас берётся испытывать некто более могущественный, чем мы сами, некто, чьи замыслы в лучшем случае туманны, а стремления неизвестны…

Заканчивать не стала. Архивариус посмотрел на меня поверх очков чуть иронично, словно разгадав подлинные мотивы моего высказывания.

– Какого совета ты от меня ждёшь? Нельзя подладиться под неизвестное, нельзя и попасть в такт мелодии, которую не слышишь – разве что случайно и притом ненадолго. Выход из такого испытания один. Тот, что годится на любой случай. Надо быть искренним.

– Душа нараспашку, слова на ветер?

– Зачем же? Довольно будет и искренности актёра, примерившего вместе с новым костюмом новую роль. В конце концов, даже то, что мы считаем глубочайшим проявлением своей сути, есть всего лишь наиболее искренняя и удачная игра.

Помолчав, Жиан добавил таким тоном, словно на краткий срок полностью забыл о моём существовании:

– Игра с самим собой…

Теперь, вспоминая архивариуса, я была уверена: разговор с ним (или всё же с нею?) был для меня очередным испытанием. Небрежно, как бы между делом, Жиан подбрасывал мне такие кусочки мировой мозаики, что из них можно было при должном усердии собрать совсем иную картину реальности, чем та, к которой я привыкла. Ей же ей, если архивариус и не был путешественником по мирам, он наверняка близко знал кого-то из этой братии!

То есть сперва Жиан наговорил мне много разных полезных вещей, а потом Котище сунул меня в камеру. Тьма, тишина, отсутствие привычных занятий… не для того ли это было сделано, чтобы я как следует уложила в голове содержание долгой то ли беседы, то ли лекции?

Воспользуюсь случаем. Припомню. Обдумаю.

И сделаю практические выводы.

Задачу мою упрощает то, что выводы эти более-менее просты. Как говорил архивариус, "мироздание устроено очень сложно, если вдаваться в детали, и предельно просто, если говорить об уровне концепций". В моём случае простота окружающего выражается так: меня окружает сон. Сплетённый вокруг меня (и отчасти для меня). Чужой.

А я всегда остаюсь собой. Даже в чужом сне. Иначе говоря, я свободна и могу абсолютно всё, на что мне хватит дерзости мысли. Коль скоро я нахожусь во сне и знаю это, я не обязана следовать сценарию. Я могу сама стать автором. Или, для начала, подретушировать происходящее в меру своего желания.

К примеру, почему я уверена, что здесь так уж темно и холодно? Только потому, что в подобной подземной душегубке должно быть темно, холодно и сыро? Ха! Это сон! А я – урождённый маг, я властна даже над материальным, а не только над умозрительным. Я могу зажечь здесь свет и произнести обогревающее заклятие… но что, если можно обойтись без костылей привычной магии? Что, если достаточно просто вообразить себя способной видеть в полном мраке и не страдать от холода? Ведь моё тело здесь тоже иллюзорно, а иллюзия может мёрзнуть лишь в том случае, если таковы правила игры. Я согласна с такими правилами? Нет!

Подрожав от холода во сне, я, конечно, не пострадаю. Даже если меня здесь вморозят в цельную глыбу льда, если мороз вокруг будет таков, что самый воздух сперва потечёт, словно вода, а потом застынет прямо у меня в горле, лишив способности дышать, я всё равно не погибну. Я даже не пострадаю. Что мне все эти игры воображения? Мелочь, не стоящая внимания!

Накручивая себя подобным образом, я осознала то, что до этого ощущала лишь очень смутно, на одной из самых дальних граней рассудка. Выразить словами это ощущение было довольно сложно; говоря метафорически, моя воля поцеловалась с волей создателя сна, и последняя немного уступила, изменяя форму и содержание.

Как следствие, я стала полноправным соавтором своего сновидения. Ненадолго и в малом, но стала ведь!

Подтверждающей новые права мелочью стало то, что я прозрела и перестала ощущать холод. Причём никаких заклятий мне для этого не потребовалось. Хватило должным образом направленной мысли.

Свои восторги по поводу сделанного я постаралась сдержать. Ну да, я изменила свой сон. Подумаешь, великое деяние! Если вспомнить слова Котища, "каждый из соискателей некогда совершил деяние, оставившее заметный след в сферах Знания. Каждый шагнул за пределы возможного, обошёл, изменил или просто сломал законы своего мира. Это достаточно явно показывает, что в пределах одного мира, одного пространства, одного Закона вам тесно".