Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — гроссфюрст

Она нахмурилась и смотрела на меня с вопросом в глазах. Черная радужка с угольным блеском начала быстро расти, расползаться на все глазное яблоко, и через несколько мгновений глаза стали чернее египетской ночи.

Нежный рот с пухлыми губами стал ярко-красным, предельно красным, словно кровь ее жертв еще свежа. Ее взгляд упал на стрелу в моей руке, губы насмешливо изогнулись.

— Ты такой осторожный, — произнесла она все еще детским голоском, однако в нем появились и чувственные нотки, — или такой чуткий?

— Я чуткий и нежный, — сказал я, — а еще и осторожный, мудрый, красивый, но тебе это все равно, верно? Гиены и трусов и храбрецов жуют без лишних затей…

Она проговорила медленно и раздельно:

— Ты чуткий… но все равно ты дурак!

Я не успел даже глазом моргнуть, как она ринулась ко мне бесшумно и стремительно, как пикирующая в ночи на мышь сова. Я шатнулся в сторону, а моя рука с зажатой стрелой дернулась вперед, словно по ней сзади с силой ударили в локоть.

Вампирша страшно вскрикнула, ухватилась обеими руками за живот, там вспыхнул огонь вокруг вбитой почти по оперение стрелы, запахло горелым мясом.

— Кто… ты?

Сердце мое колотится, как у зайца, но ответил я достаточно ровно:

— Не дурак… как ты убедилась.

Она упала навзничь, хваталась горящими пальцами за древко и снова отдергивала, не в силах выносить боль еще более мучительную, стонала, выла, корчилась. На лице впервые отразились страх и отчаяние.

— Ты… знал?

— Предполагал, — ответил я, — но презупенция невиновной девственности, как сама понимаешь, главенствует… Вообще-то я бы не стал, хоть и понял, кто ты… надо бы, но что-то война перестает мне ндравиться… Достойных людей убиваю пачками. А тут, думаю, дай хоть вампиршу пощажу…

— Что ж… не пощадил?

— А ты мне дала шанс?

Она прохрипела, захлебываясь кровью:

— Но как… как простая стрела…

— Не простая, — уточнил я. — Вещи многое перенимают от хозяина.

Она в агонии застучала руками по земле, лицо исказилось.

— Ты…

— Паладин, — согласился я. — А паладины особенно хороши против нечисти.

Я сунул стрелу обратно в колчан Арианта, поднялся. Из земли стремительно проросли хищные стебли, некоторые пробили ее тело, словно уже превращается в мягкое желе, оплели и начали тащить в землю.

Бобик поворачивал голову с боку на бок, глаза стали очень серьезные и понимающие. Арбогастр нетерпеливо топнул копытом.

— Да-да, — сказал я, — думаю, уже близко! Идем.

Далеко в степи блеснули искры, я сразу же остановил Зайчика, едва не перелетев по инерции через голову. Этот гад умеет вот так на любой скорости, приседая, как пес, и упираясь вытянутыми вперед всеми конечностями. В мягком грунте остаются за нами четыре глубоких борозды, а если на каменистом, то инерция заносит меня, как бы я ни цеплялся за седло, по шее ему на голову.

— Свинья ты, — сказал я в сердцах, — а никакой не арбогастр!

Он довольно фыркнул, странное чувство юмора, да и Пес смотрит хитро, сговорились, два кабана поганых.

Искры заблистали чаще, там желтое пыльное облако в безмятежности синего неба и зеленой степи, только извилистая пробитая дорога напоминает о людях, и облачко пыли двигается именно там.

— Зайчик, — сказал я негромко, словно меня могут услышать на таком расстоянии, — давай-ка вон в тот лесок…

Там не лесок, но два десятка деревьев в стороне от дороги, можно схорониться, и через полчаса я уже видел оттуда, как отряд примерно в две сотни человек мчится с севера, впереди легкие всадники, дальше тяжеловооруженные рыцари, но вообще-то их не много, странно, ни одного знамени, ни стяга, ни даже баннера.

Я всматривался изо всех сил, голова закружилась приближать фигуры и всматриваться в лица, однако Гиллеберда среди них нет. Зато есть странное ощущение, что они все на одно лицо…

— Колдовство, — проговорил я в дурацком изумлении, как будто впервые узнал о таком явлении, — вот гад! Даже здесь настороже, сволочь…

Они прогрохотали мимо, кони измучены, хрипят, роняют желтую пену. Позади слуги и оруженосцы с запасными конями, ничего, кроме седел, даже мешков, рассчитывают соединиться с герцогом Ярдширским, перевести дух, выспаться и с новыми силами ударить на безумца, сумевшего как-то влезть в их святой город.

Мы не успели покинуть свое укрытие, как они там вдали свернули с дороги, начали торопливо расседлывать коней, водить их по кругу, давая остыть, посреди стоянки быстро поднялся небольшой походный шатер.

Я прикинул, что если пронестись вихрем через их лагерь и успеть нанести удар, теперь-то знаю, где Гиллеберд, пусть даже и укрылся под чужой личиной, то могу и успеть…

…с другой стороны, в шатре можно оставить двойника, а самому спать в окружении воинов у костра, с него станется, осторожный и выносливый гад, и тогда я рискну головой зря.

Но и это не самое худшее, Гиллеберд на такие случаи может заготовить и ловушку, он всегда перестраховывается.

Я взобрался в седло, Пес посматривал в недоумении, а я все всматривался и прикидывал, но странное ощущение близкого поражения остановило в момент, когда я уже открыл рот и собирался послать арбогастра в атаку.

— Шалишь, — пробормотал я и почувствовал, что это я сам себя взял и одернул, как драчливого щенка. — Гиллеберд стандартные трюки все предусмотрит…

Бобик смотрел с вопросом в больших честных глазах, собаки не умеют прикидываться, за что их и любим, я взмахом длани послал его обратно в сторону невидимого отсюда Савуази.

— Поступим совсем не по-рыцарски, — объяснил я. — А вот возьмем и сбежим! Без драки.

Он подпрыгнул и попытался лизнуть меня в нос прямо в седле, мол, он все равно любит меня, храброго и трусливого, богатого и бедного, здорового и больного, и никогда меня не оставит. И всегда будет драться за меня…

— И я тебя люблю, — прошептал я. — Ну а теперь… без остановок!

Погода на редкость прекрасная, и если бы не мощный встречный ветер, что продувает до костей, я бы еще и заметил красоту мест, по которым проскакивал, как голодный по коридору на кухню, а когда вдали проступили из серого марева неба и начали прорисовываться башни Савуази, я ощутил веселую злость и азарт.

На воротах усиленная охрана, лучники и арбалетчики наверху за высоким каменным бортиком, внизу закованные в тяжелые доспехи ратники, копейщики и двое конных.

Я издали вскинул руку, прокричал:

— Хорошо-хорошо, бдите!

— Спасибо, ваша светлость, — прокричали они мне в спину. — И вам здоровья!

И все-таки заметно, что город захвачен нами, а не получен в подарок. Сопротивления заметного нет, но смотрят исподлобья, кланяются нехотя, спешат скрыться. А если учесть, что Савуази самый крупный город из виденных по эту сторону Хребта, то нас здесь вообще горстка. Но это пример, как горстка вооруженных и, главное, спаянных и объединенных одной идеей людей может помыкать массами.