Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — гроссфюрст

Двое рыцарей оглянулись на меня и не стали спускаться к коням, сами полезли через завал на ту сторону. Один оглянулся на миг, я увидел сверкающие лютой ненавистью глаза в прорези шлема, ахнул в ярости.

— Марсал?.. Ах ты ж…

Он на миг поднялся на вершине завала, стальная арбалетная стрела ударила в шлем и отскочила с лязгом. Принц едва не свалился, но удержался и быстро спрыгнул на той стороне.

— Ах ты ж гад! — заорал я.

Двое убегали пешими, но одного догнал болт, поразив между лопаток, я не стал его добивать, самого бы не подстрелили в спину, мне главное, что впереди по дороге довольно быстро убегает человек в доспехах из синеватой стали.

— Стой, гад! — закричал я и ринулся со всех ног вдогонку.

Марсал оглянулся однажды, но лишь прибавил скорость. Я быстро начал задыхаться, слишком уж надеюсь всегда на коня, на ходу выхватил меч и наддал из последних сил, хотя горло уже хрипит, раскаленное, как труба в жарком горне.

— Стой, — я прокричал еще раз, — или убью стрелой в спину!

Он начал замедлять бег, я не поверил глазам, броню гномов не пробивают даже стрелы Арианта, но принц, похоже, таких подробностей то ли не знает, то ли просто выдохся, разгульная жизнь в дворцовых утехах как-то не способствует общей выносливости.

Я перешел на шаг, торопливо выравнивая дыхание, а он развернулся и, приготовив меч, ждал. Сквозь прорезь опущенного забрала глаза сверкают, как у зверька в норе, а дыхание такое же неровное и хриплое, как у меня.

— Попробуй, — произнес он с ненавистью. — Это ты убил моего брата и племянника!

— Ты мне за это должен, — напомнил я. — Дорога к трону почти свободна! Где спасибо?

— Я и захвачу его, — ответил он с нажимом, — но не по милости отца, а по праву силы!

— Дурак, — сказал я, — еще не понял, что не на того поставил?

— Гиллеберд сокрушит вас всех, — заявил он с убежденностью, — как я сейчас сокрушу тебя!

— А где он?

Он ответил с вызовом:

— Тебе его не перехитрить!..

— И не собираюсь…

— И не достать!

— Уже достал, — сообщил я. — Войска уже двух королевств вошли в Турнедо, а через пару недель войдут и остальные… Где Гиллеберд? С другим отрядом?

Он зло расхохотался.

— Что, снова провели армландского дурака?

Я шагнул вперед с поднятым мечом, он парировал, не отступая ни на шаг, я провел два удара, он парировал так же просто, первый обмен ударами, чтобы проверить крепость рук, кто как держится, а затем медленно оба начали взвинчивать темп, удары стали тяжелее и опаснее.

Он рассчитывал на крепость своих доспехов, нарочито открывался, надеясь поймать на сильном ударе, я же высматривал, как двигаются пластины, чертовы гномы подогнали так, что как чешуя на рыбе, даже воду не пропустят, у меня и то хуже, однако этот принц, похоже, уже выдыхается безо всякого притворства, а у меня осталось чуточку сил, чтобы двигаться еще быстрее… еще…

Я неожиданно шагнул в сторону, сошелся с ним грудь в грудь и дал подножку. Эта туша грохнулась, едва не сломав мне ногу, я коршуном прыгнул сверху, придавил всем телом, выпустил из руки меч и сильным рывком, едва не оторвав ему уши, сдернул шлем.

Он уставился в меня злыми глазами затравленного зверя.

— Это… не по правилам!

— Предавать Отечество, — сказал я высокопарно, — тоже не совсем как бы то, рановато, в смысле. Не оценят. Еще не демократия.

— Что за…

— …Отечество? — переспросил я. — Знаешь, устал уже объяснять. Да и зачем знания мертвому?

— Я не мертв, — прорычал он.

Я успокоил:

— Сейчас будешь.

Со стороны завала послышался шум, крики, топот ног, донесся голос Рульфа:

— Ваша светлость!.. Мы сейчас!..

Марсал услышал тоже, лицо перекосилось злой гримасой.

— Я сдаюсь…

Я торопливо выдернул из ножен на поясе кинжал.

— Очень благородно, — сказал я громко, — драться до конца. Я передам Фальстронгу, что ты сражался храбро и погиб в бою…

Он прохрипел торопливо:

— Я сдаюсь!

Я приложил острие ножа к яремной вене.

— Да, это красиво — не сдаться, а умереть в схватке…

Он вытаращил глаза, отчаянно рванулся. Стальной клинок, острый как бритва, задел артерию. Я отшатнулся в сторону, избегая брызжущей струи, меня затрясло, только что совершил хладнокровное убийство, и хотя не решался и вряд ли сумел бы, но Марсал сам помог, рванувшись из-под меня изо всех сил, но все равно я готов был убить, хотел убить безоружного и сдающегося, а то, что колебался, не слишком и оправдывает…

Рульф подбежал со всех ног, опередив других, за ним рыцари, арбалетчики и лучники, Марсал с воем катается по земле и пробует зажать ладонями рану, однако давление крови отшвыривает руки, и наконец он стих, вытянулся, уставился застывшими глазами в небо.

— Ваша светлость, — проговорил Рульф обеспокоенно, — что с вами? Не ранены?

— На вас лица нет, — сказал командир арбалетчиков, — ваша светлость, победа!

Рульф воскликнул с подъемом:

— Ваша светлость, у нас полтора десятка раненых, убитых нет вовсе! Отряд гиллебердовцев разгромлен, уцелевшие сдались, простых связали, рыцари дали слово…

Я проговорил непослушными губами:

— Да, это… хорошо. С этого… снимите доспехи, возьмите оружие. Его самого можно оставить.

Один из лучников сказал нерешительно:

— С виду знатный…

— Знатнее не бывает, — согласился я. — Это принц. Принц Марсал. Сын благородного короля Фальстронга, нашего союзника. Негодяй предал Отца и переметнулся на сторону Гиллеберда…

Они смотрели на него потрясенные, молчали угрюмо, потом командир арбалетчиков сказал мрачно:

— Тогда да, оставим. Такого пусть стервятники погребают.

— С убитых снять доспехи, — распорядился я, — забрать оружие и вообще все ценное. С пленными разберемся потом. А сейчас… возвращаемся.

Рульф спросил озабоченно:

— А насчет пленных… Коней им или как?

— Только рыцарям, — ответил я, — как и личное оружие. Остальных в Савуази пешком, можно — в шею. Сами виноваты, надо было рождаться дворянами!

В Савуази въехали, как в столицу крайне враждебного государства, все настороженные и готовые к бою, копейщики по краям, в середине отряда меня окружают, закрывая своими телами, рыцари-армландцы и арбалетчики.

Роскошный дворец похож на взятую с боем крепость: трупы давно убраны, но на каждом шагу закованные в прекрасные доспехи воины, каждого оглядывают, смиренным монахам велят открывать лица, а кто противится, тому насильно откидывают капюшон на спину.

Я сразу отправился в кабинет Гиллеберда, барон Саммерсет занимался пленными, виконт Рульф с энтузиазмом взялся помогать, кого-то расхваливал за красивую схватку, с кем-то даже раскланивался и обменивался комплиментами. Хорошо быть победителем, мелькнула мысль, вон как цветет…