Юлиана Суренова - По ту сторону гор

Аль глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, отбросив напряжение волнений и сомнений.

— Ты готов задать свой вопрос? — спросил его призрачный гость.

— Да, — кивнул юноша. Ему пришлось предпринять над собой усилие, чтобы его голос в этот миг не дрогнул предательски, выдавая то, как сильно он боится ошибиться. — Что я должен сделать, чтобы остановить кочевников?

Он замер, ожидая, что будет дальше.

Аль не был до конца уверен в правильности своего выбора. Не слишком ли много он возомнил о себе? Кто он такой? Великой воин? Да он владеет мечом хуже почти всех своих сверстников. И знает о сражениях меньше любого из них. Если, конечно, речь не идет о легендарных битвах. О них он много читал, и даже представлял себя их героем… Но ведь реальный мир и выдуманный — не одно и то же. Он уже успел на собственном опыте убедиться в этом.

И, все же, он надеялся, что все понял правильно.

Между тем ледяной взгляд проводника потеплел, заостренные смертью черты лица смягчились:

— Царевич, — зазвучал его голос, внося покой и уверенность в душу, — ты должен исполнить свою мечту, — и, едва последнее слово отзвучало, пришелец из мира теней начал тускнеть, теряя сначала черты, а потом и очертания.

— Постой! — вскричал, пытаясь остановить его Аль. Он, еще мгновение назад вздохнувший с облегчением, укрепившись в мысли, что все сделал правильно, вновь заметался, не находя точки опоры. — Какую мечту? Найти повелителя дня? Но при чем здесь это? И как я смогу…?

Призрак не слушал его. Он, сделав то, ради чего являлся в сон живого, спешил покинуть чужой для него мир, возвращаясь в подземные глубины вечного покоя и тишины.

— Неужели все настолько плохо, что помочь нам может только повелитель дня? — его словно прорвало. Он задавал вопросы и задавал, не в силах самостоятельно найти на них ответы и, потому, даже не пытаясь. Еще и потому, что они несли в себе больше беспокойства, чем безответные вопросы. Особенно последний. Ведь если так…

— Нет, — он мотнул головой. Ему не хотелось даже думать об этом, не то что принимать, соглашаясь с неминуемым. — Нет! — что было сил закричал он, словно стремясь найти успокоение в громом разнесшимся по пустынным залам крике, который, подхваченный эхом, заполнял собой все, проникая в каждый угол, каждый закоулок и тупик. — Нет! — с этим словом на губах он и проснулся.

Он сидел на своей постели. Меховое одеяло, еще несколько мгновений укрывавшее его, соскользнуло на пол и теперь грело ступни босых ног.

Первое, что пришло ему в голову, было:

"Это все уже случилось прежде!"

У Аля было такое странное чувство, словно окружавший его мир — не реальный, в который он вернулся, проснувшись ото сна, а еще один край сновидений. Потому что наяву нельзя прожить один и тот же миг дважды, в сновидениях же — сколько угодно.

Однако, все же, с какой-то почти предопределенной очевидностью царевич совершенно точно знал, что больше не спит. И сколь странным ни казалось бы ему все вокруг, он должен был принять это, потому что на самом деле ничего другого у него не было.

Поднявшись на ноги, он покачнулся, ощутив знакомое уже головокружение. На этот раз он не спешил сразу же делать следующий шаг, но и глаз закрывать не стал, лишь с силой стиснул губы, терпеливо преодолевая волну дурноты. Та накатила на него, накрывая с головой, так что в какой-то миг ему показалось, что он вновь начал тонуть в черной речной воде. Но, в отличие от последней, не имея никакой власти над своим мгновенным пленником, очень скоро сама отпустила его, позволяя вернуться в реальный мир пусть ослабевшим от долгой борьбы с бредом, но все-таки живым и в здравом уме. Хотя, насчет последнего юноша сомневался. Разве не только безумцы способны без страха говорить с мертвецами? А ведь приход Ларга его ничуть не испугал, скорее даже обрадовал. Да и слова проводника… Если задуматься, в них не было никакого смысла, ведь всем известно, что боги не вмешиваются в дела людей, а, раз так, наивно было бы ждать от них помощи. И, все же, в них было что-то, придававшее значение его собственной жизни, уже начавшей казаться ему совершенно бессмысленной. Ему хотелось верить, что так оно и есть на самом деле.

"А, какая разница?" — важным в этот миг было другое:

"Неужели все действительно так плохо?" — вообще-то, Алю меньше всего хотелось вновь отправляться в путь. Он уже напутешествовался на всю жизнь. И приобрел незаменимый опыт, который ясно говорил ему: "Даже если все на свете духи будут помогать тебе в пути, ты и тогда недалеко уйдешь".

Несмотря на то, что он только что проснулся, Аль чувствовал себя ужасно: усталость и слабость не отпускали его, глаза смыкались, так что уже несколько раз он ловил себя на том, что готов заснуть прямо на ходу.

Нет, ему не хотелось никуда идти. Даже в соседнюю залу, не то что на другой конец земли. И, все же, вместо того, чтобы вернуться в постель, он, вздохнув, подошел к двери и, решительно открыв ее, перешагнул грань, отделявшую неизменный мир покоя от земли волнений и перемен.

Коридор был безлюден, как во сне. И, все же, он был другим — в нем не было места призракам. А жаль. Они бы многое могли объяснить.

Но, возможно, это было под силу не только им, но и живым. И Аль, наверное, впервые в своей жизни, вместо того, чтобы, как обычно, бежать от встречи с людьми, отправился на их поиски.

Ему не пришлось бродить так же долго, как во сне — стоило завернуть и подойти к приоткрытым дверям в первый же зал, как в просвете, рожденном неровном светом факелов, он увидел неясный силуэт. Приглядевшись, Аль узнал отца.

Тот выглядел осунувшимся и постаревшим настолько, словно со времени последней встречи прошли долгие годы: борода и усы полны сединой, взлохмаченные волосы, за которыми явно давно не следили, белы, как снег, лицо — словно старая, грубая маска, покрытая глубокими трещинами морщин. Всегда прямая, как стрела, спина была согнута, словно лук, под тяжестью непосильной ноши, а жизнь — та нить, что связывала два его конца — рождение и смерть — воедино, дрожала, совсем как натянутая до предела струна.

Его глаза были прикованы к стене, словно рассматривали покрывавший их рисунок — сюжет из легенды об Основателе. Но, на самом деле, они не видели ничего, слишком уж много в них было пустоты. Губы чуть заметно шевелились, беззвучно повторяя что-то… Не то молитву, не то проклятья.

Он не слышал шагов, которые, сколь бы тихи и осторожны ни были, отдавались гулким эхом в пустынных залах дворца, казавшегося покинутым всеми, не видел застывшего в дверях царевича. Возможно, потому, что не ожидал никого встретить. Или же, ему было все равно, как может быть безразлично лишь человеку, уже простившемся со всем на свете, даже собственной жизнью.