Юлиана Суренова - По ту сторону гор

— Большая! Проводник должен думать о том, чтобы провести через горы всех! Всех, слышишь? Иначе не пройдет никто! Или как ты думаешь, почему проводник никогда не встает во главе каравана?

— Ерунда! — презрительно скривился Аль. Он не понимал торговца и не собирался понимать, потому что считал себя правым. — Хозяин каравана — тот, кто им владеет, а не ведет, вот и все!

— Хозяин каравана — тот, кто его снаряжает.

— Хватит! Мне нет никакого дела до ваших торговых штучек! Мы будем делать так, как я считаю правильным! И если в какой-то миг я решу, что для исполнения цели тебе, — он ткнул пальцем в грудь собеседника, — нужно прыгнуть с обрыва, ты сделаешь это!

Крепыш побледнел, не то от ужаса, не то от едвам сдерживаемой ярости, однако ничего не сказал на это, молча зашагав вперед.

"А, будь оно все неладно!" — опомнившись, Аль бросился за ним.

— Рик, постой! Прости меня! Я совсем не это хотел сказать!

— Ты сказал именно то, что хотел! — бросил через плечо тот.

— Нет! — в отчаянии замотал головой юноша. — Не знаю, что на меня вдруг нашло!

— Ты сам!

— Я ведь совсем другой! Я… Я не могу быть таким! Таким жестоким!

— Вот именно — не можешь! Прежде, чем распоряжаться чужими жизнями, нужно еще заслужить это право! А ты — только проводник! — он ушел вперед по извилистой горной тропинке. Аль остался стоять на месте, ошарашено глядя ему вослед.

Лот, предпочитавший до этого мгновения держаться в стороне, теперь подошел к приятелю, похлопал по плечу, пытаясь подбодрить, но не так, как прежде, когда в его движениях проскальзывала какая-то скованность, даже робость.

— Не бери в голову.

— Конечно, — что ему оставалось? Сорвавшись с места, он поспешил вперед, на свое место во главе их маленького каравана, бормоча себе под нос:

— Во всяком случае, теперь я знаю, в чем разница между проводником и предводителем.

— Проводником можно стать самому, — говоря те слова, которые тот сам не решился произнести, вполоборота повернулся к нему Рик. — Предводителем же делают тебя другие.

Предложи он в этот миг вновь остановиться на привал, вернуться назад или сделать что-то еще, каким бы безрассудным этот поступок ни казался, Аль выполнил бы все, не возражая, даже не задумываясь. Но сын торговца молчал.

Они остановились на ночлег, когда начало темнеть. Царевич отыскал пещеру — хорошую, закрытую от ветра и достаточно глубокую.

— Оставайтесь здесь, — сказал он своим спутникам, а сам собрался уходить.

— Ты куда? — тотчас перед ним встал Лот. Рик, оставив ослов, которых он уже начал освобождать от вьюков, тоже повернулся к нему, глядя с нескрываемым интересом, словно ожидая от него какого-то совершенно определенного поступка.

Аль вздохнул. Ему совсем не хотелось его разочаровывать, но…

— Поищу сухих веток для костра. Я видел поблизости лесок, — и, повернувшись, он зашагал прочь.

— Я с тобой! — поспешил следом Лот.

— Нет. Оставайся здесь.

— Но… — вновь услышав ледяные нотки в голосе царевича, бродяга сглотнул, сжавшись. Немного придя в себя, он хотел возразить, но было уже поздно: царевич исчез.

— Он говорит, что не хочет быть правителем, — глядя куда-то в сторону, проговорил Рик, — но на самом деле мечтает об этом даже сильнее, чем Аль-си.

— Что? — бродяга повернул к нему лицо, на котором отпечаталось непонимание.

— Только старший брат хочет править странами, — продолжал сын торговца, — а он — людьми. Каждым человеком и всеми вместе… — а потом он вдруг сказал то, от чего Лоту стало не по себе. — Тебе нужно выиграть наш спор. Потому что иначе всем нам лучше остаться в этих горах навсегда.

Когда измотанные до предела Аль-си и Лиин ввалились в пещеру, их ждал ярко пылавший костер, над которым пыхтел котелок к наспех приготовленной похлебкой.

— Ты был прав насчет тупика, — процедил сквозь стиснутые зубы старший царевич. И все, больше ни слова — ни упрека, ни благодарности.

Плюхнувшись на камень у огня, оба странника вытянули ноги и руки, отдыхая и, одновременно, отогреваясь.

— Держите, — Рик поспешно сунул им в руки по кружке похлебки.

— Пища богов! — с наслаждением втянув в себя пьянящий с голода дух еды, прошептал сын воина.

— Легко нас нашли?

— Да, — уже жуя, кивнул Лиин, — спасибо твоим вешкам. Они пришлись очень кстати. Ты не представляешь себе, как мы обрадовались, найдя первую из них.

— Но, — удивленно взглянул на него Лот, — а как же следы? — ему-то казалось, что все эти вешки — ерунда, никому не нужная трата времени, когда отпечатки ног, оставленные за собой странниками, и копыт тяжело груженых животных, — лучший знак, который ни с чем не перепутаешь.

— Метель стерла их и засыпала снегом.

— Метель? — теперь удивился и Рик. — Но ведь не было никакой метели!

— Это просто вам она не встретилась.

— Странно, — пробормотал сын торговца, а затем повернулся к Аль-ми, словно спрашивая его: "Ты знал об этом? Поэтому и не хотел, чтобы мы останавливались или поворачивались назад?"

Юноша предпочел сделать вид, что не понял его вопроса. Впрочем, порой и молчание бывает красноречивее слов. "Понимай, как хочешь", — говорило оно в полном безразличии.

Рик понял все правильно и резко отвернулся в сторону. То же сделал Лиин. Даже Лот пожал плечами, чувствуя себя не в своей тарелке. И только Аль-си сидел, как ни в чем не бывало глядя на брата, будто ничего особенного не произошло.

Молчание наполнило пещеру, которую от полной тишины отделял лишь хруст веток в объятьях огня. Но напряжения в нем было не меньше, скорее даже — больше — отрешенное и, в то же время, — щемящее до боли.

Шло время, а никто так и не произнес ни слова. Казалось, что странники спали, но при этом их глаза были открыты. Впрочем, вряд ли они что-то видели в окружавших их сумерках.

Затем, в какое-то мгновение, Аль поднялся и, не говоря ни слова, зашагал прочь от костра.

— Ты куда? — рванулся вслед за ним Лот, но это было лишь половина движения, когда юноша только сделал вид, что готов вскочить, на самом же деле продолжал сидеть на камне у огня, от которого он не собирался отходить ни на шаг.

— Спать, — буркнул Аль.

Лот сперва кивнул, принимая ответ приятеля, но, по мере того, как тот приближался к выходу из пещеры, глаза бродяги стали ошарашено расширяться. Он-то думал, что царевич решил, что пришла пора, расстелив одеяло, наконец, улечься, давая настоящий отдых телу, которому явно было мало этого скрюченного сидения, маясь от боли в ногах и бессмысленно вглядываясь, несмотря на резь в глазах, в танец языков пламени и покровов теней. Но царевич шел не вглубь пещеры — туда, где потеплее и поспокойнее, а к выходу из нее.

— А… — Лот открыл рот, чтобы спросить, что тот делает, но опоздал: Аль-ми исчез в ночном мраке. — Он что, решил прогуляться на сон грядущий? — он спрашивал скорее самого себя, чем кого-то из сидевших рядом с ним у пламени костра. Но те, услышав вопрос, все равно фыркнули в ответ: