Александр Лидин - Пески смерти

В конце концов, надо было как-то выбираться из создавшейся ситуации. Грищенков предложил выбор, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Но прежде чем выйти во двор грузить ящики, я заглянул в дом. Старик и его дочь были в той же комнате, где я оставил их. Они лежали на полу в лужах крови — у обоих было перерезано горло. Но когда Грищенков успел? Он ведь только что зашел на двор, а потом сразу поднялся к нам. Да и не в его стиле резать людям глотки. Я, например, не смог бы его представить в этой роли. Пристрелить азеров, как бешеных псов, да, это в его стиле, но резать ножом… А может, это дело рук Гуггенхайма? Вечно он чем-то недовольный… А может, тут был еще кто-то? Человек Акур-паши, который присматривал за хозяевами? Тогда куда делся этот ассасин?

Со двора меня вновь позвали, и мне пришлось торопливым шагом бежать на погрузку. В конце концов, чем быстрее мы избавимся от золотых слитков, тем спокойнее будет.

— Äber, äber! [5] Неси, неси! (турк.) — кричали туркмены. Они выстроились цепочкой и быстро передавали ящики из рук в руки. Мы же принялись снимать ящики с подвод и передавать первому из цепочки — здоровенному азиату в огромной мохнатой шапке — настоящем рассаднике вшей.

Погрузка заняла минут пять, не больше. И за все это время я так и не успел перекинуться с Грищенковым ни единым словом. А после, когда погрузка закончилась, он исчез вместе с башибузуками и верблюдами. И вновь мы остались вдвоем с Вельским, который, недолго сомневаясь, отправился назад, на второй этаж хибары, спать. Помню, я тогда поразился стальной выдержке этого человека. Пойти и спокойно лечь спать, когда его ищут полицейские всей округи, а внизу, на первом этаже, плавают в крови два трупа.

К тому же я не был уверен, что ассасин, прикончивший хозяев, покинул здание, а зная злобный характер афгулов, стоило держать ухо востро. Мне, например, совершенно не хотелось, чтобы кто-то мне сонному перерезал горло.

Нервничая, я ходил из угла в угол, не зная, что и предпринять. Больше всего мне хотелось повернуться и исчезнуть, навсегда забыв и о Грищенкове, и о золоте. Но Гоцлар, город Древних — вот что влекло меня, и не столько даже своими сокровищами, сколько мистическими тайнами, которые ожидали за его стенами.

Я должен был найти этот город… Если бы я тогда знал, скольким еще придется умереть ради дороги в Гоцлар…

Однако возвращаюсь к тому злополучному дню. С час я метался по комнатам пустого дома. А потом в ворота громко постучали.

— Открывайте, полиция!

Эти слова хлестнули меня словно кнутом.

— Ваш товарищ господин Гуггенхайм нам все рассказал. Сдавайтесь, и мы не станем стрелять.

Подлый предатель!

Я схватился за револьвер, а потом понял, что все бессмысленно. В самом деле надо сдаваться и надеяться лишь на здравомыслие полицейских чинов. Но Вельский! Я сломя голову бросился к нему в комнату, но… не успел.

Мой приятель уже бросил за ворота первую гранату. Я видел, как она, крутясь в воздухе, полетела за ворота, а потом там что-то грохнуло, раздались крики боли и проклятия, потянуло черным пороховым дымом.

— Что ж, Григорий, — Вельский повернулся ко мне и глаза его горели недобрым светом. — Началось! Все как и обещал Грищенков. Пошли, надо уходить.

— Но… — начал было я, но осекся, потому что Вельский внимательно посмотрел на меня. Очень внимательно, зло посмотрел, и я сразу понял, что если не стану делать, что он говорит, то пулю или нож в спину получу непременно.

— Пошли, пошли… — подтолкнул меня Вельский.

Словно в каком-то тумане, спустился я вниз, где нас ждали два человека в длинных черных одеждах и чалмах. Их лица были закрыты черными платками. У каждого за широкий черный кушак был заткнут кривой нож в красивых чеканных ножнах. Один держал на плече ручной пулемет, второй откинул люк, оказавшийся под ковриком. Знаком он пригласил нас спускаться.

— Кто это?

— Ассасины Акур-паши, — и Вельский подтолкнул меня к люку. — Это старые ходы. Они идут под всем городом. Их выкопали еще при Тимуре.

Понимая, что времени искать других путей отступления нет, я нырнул во тьму. Ноги сами нащупали ступени старинной каменной винтовой лестницы, которая оказалась много короче, чем я рассчитывал. Следом за мной скатился Вельский. Ход был не таким уж узким и низким, как я ожидал. Да и сама кладка выглядела древней, такой же древней, как под храмом, где томился Старец. Скорее всего, все эти катакомбы вырыли примерно в одно и то же время.

Вельский запалил один из заранее заготовленных факелов и решительным шагом направился во тьму. Я на мгновение замешкался, заметив странный ящик, лежавший под лестницей, по которой спускался один из ассасинов. Знакомый такой ящичек, только вот где я его видел. А потом меня осенило. Это же армейский динамит! И в этом ящике его хватит, чтобы не то что дом, а весь квартал поднять на воздух.

Я хотел было остановиться, понимая, что далеко нам от полиции не уйти, но Вельский, обернувшись, окликнул меня, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Мы отошли, наверное, метров на триста, когда сзади громыхнуло. На мгновение земля ушла у меня из-под ног, и я повалился на колено, но Вельский тут же помог мне подняться.

— Вот и всё. Теперь все будут считать нас покойниками.

Мы прошли еще метров сто, потом был еще один люк, и мы оказались во дворе совершенно другого, столь же бедного дома. Возле люка нас ждал Грищенков, а чуть поодаль… Я даже не поверил своим глазам. Там стояло несколько коней с набитыми седельными сумками и пара вьючных мулов. Экспедиция в Гоцлар должна была состояться, вот только какой ценой!

Как только мы вылезли, Грищенков, ни слова не говоря, запалил от папироски фитиль на палочке динамита, а потом зашвырнул его в люк, откуда вот-вот должны были появиться ассасины Акур-паши.

— Старому разбойнику вовсе незачем знать, что мы остались в живых, — улыбнулся Грищенков.

И только тогда я понял, насколько изощренно придуман был его план. Нет, что бы там Грищенков ни говорил, он заранее знал о появлении полицейских в чайхане. Он предусмотрел вольное или невольное предательство Гуггенхайма. Он предусмотрел все, кроме… Впрочем, об этом чуть позже.

А тогда мы вскочили в седла и вихрем понеслись прочь из города. Больше нас тут ничего не держало. Впереди была пустыня и где-то там древний город, словно губка, пропитанный колдовством неведомых людям рас.

И только когда последние из городских строений превратились в тоненькую черную полоску у самого горизонта, Грищенков нагнал меня.

— Как видите, Григорий Арсеньевич, свою часть договора я выполнил. Теперь черед за вами, ведите нас в Гоцлар.

В первый момент я аж слов не смог найти от такой наглости. Он же превратил меня, дворянина, героя японской войны, в беглого преступника, сделал так, что я вынужден был убивать невинных… Да я…