Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

Зал располагался в одной из центральных башен Пилора. Из его окон открывался великолепный вид на море и северную часть побережья. В зале стояло всего два кресла посередине и маленький столик между ними, не считая подсвечников по углам. Такая обстановка должна была подчеркнуть неофициальный характер беседы, а расположение кресел давало Эргеребу возможность следить за каждым движением своего визави: они стояли так близко друг к другу, как только позволял столик, и располагались одно напротив другого.

Сев в одно кресло, спиной к окнам, Эргереб умостился в нем поудобнее и внимательно оглядел комнату.

«Ничего лишнего, — удовлетворенно подумал он. — Очень хорошо. Мой соперник будет передо мной, как на ладони».

Потянулись недолгие, но томительные минуты ожидания. Эргереб принялся высчитывать, сколько времени уйдет у Аскера на то, чтобы добраться до крепости, чтобы пройти каменный коридор за воротами, чтобы подняться наверх. Он мысленно следил за его передвижениями, словно ведя его по коридорам и лестницам, на миг задерживаясь у дверей и идя дальше.

«Так, они оставили солдат в коридоре… Вошли в комнату и оставили там офицеров… Теперь он один. Он идет к дверям… Я слышу его шаги…»

Но шагов не было слышно. Эргереб засуетился, впившись взглядом в дверь.

«Может, я неправильно высчитал время? Они где-нибудь задержались или… или… Нет, только не это! Он не приехал…»

И в этот самый миг двери распахнулись, открытые услужливыми привратниками, и на пороге возник Аскер. Он прошел по каменным плитам так бесшумно, что и более тренированные уши, чем у Эргереба, ничего не услышали бы.

Эргереб подскочил в кресле от неожиданности. Уставившись на Аскера, как на призрак, неизвестно откуда взявшийся, он смотрел на него несколько секунд, ничего не видя перед собой, и только когда Аскер сделал шаг и оказался в комнате, взор его начал проясняться.

«Черт побери! — пронеслось у него в мозгу. — Вот это да!»

То, что возникло перед ним в дверях, затмило все виденное им до сих пор. Конечно, Эргереб знал, что первый советник короля Эстореи молод и красив не по чину, но представить себе, что он молод и красив до такой степени , он не мог. Все же он усилием воли заставил себя подобрать отпавшую было челюсть и напомнил себе, что перед ним — его злейший враг и соперник.

Аскер не забывал об этом ни на секунду, однако и он, увидев Эргереба, несколько растерялся. Аврин, сидевший перед ним в кресле, действительно казался намного старше своих лет и уж точно не мог называться красавцем. Его лицо прорезали преждевременные морщины, спина согнулась, а шерсть местами вылиняла и потускнела. Но не это прежде всего обращало на себя внимание, а глаза — знаменитые белесые глаза Эргереба, смотревшие на мир со сладострастием червя, копошащегося в навозной куче. Он, бесспорно, любил жизнь, но любил ее по-своему.

Аскер медленно приблизился к пустому креслу, не спуская с Эргереба внимательного взгляда. Эргереб, со своей стороны, тоже впился в Аскера глазами, боясь упустить малейшую смену выражения лица своего соперника. Они чувствовали себя, как два хабета, случайно встретившиеся среди гор и понимающие, что просто так им не разойтись.

— Вы хотели меня видеть, господин Эргереб? — спросил Аскер, выдавив улыбку: он понимал, что начать все равно придется, и лучше было сделать это сейчас, пока он совсем не ослабел от пристального внимания.

— Не скрою, я с нетерпением ждал вас, — сказал Эргереб. — Я давно искал встречи с вами, господин Аскер, но все как-то не получалось: сначала я был занят, а потом эта война в Гизене, и заняты оказались вы… Присаживайтесь, прошу вас.

— Благодарю вас, господин Эргереб, — сказал Аскер, садясь в кресло. — Однако я должен вам заметить, что наша встреча не могла состояться столь долгое время и по вашей вине: ведь война между Эстореей и Буистаном развязалась не без вашего участия.

— Ах, что вы, господин Аскер! У вас, верно, ложные сведения! — жеманно покачал головой Эргереб.

— Господин Эргереб, давайте не будем отрицать очевидных вещей, — сказал Аскер, внезапно обнаружив в себе силы на обезоруживающую улыбку. — Я не имею ни малейших сведений, ложных или правдивых, зато рассудок мой говорит мне совершенно определенно, что вы приложили к этому руку.

— Вы так привыкли доверять собственному рассудку, господин Аскер? — хмыкнул Эргереб.

— Не имея столь, вероятно, печального опыта, какой имеете вы, господин Эргереб, судя по вашему недоверчивому виду, я всегда доверяю своему рассудку, и он меня ни разу не подвел.

— Ну хорошо, — улыбнулся Эргереб, — будем откровенны. Вы правы: я приложил руку к этой войне. Согласитесь, господин Аскер, Эсторея — лакомый кусочек, особенно когда там живете вы. Признаюсь, вы возбудили во мне любопытство сразу, как только я узнал о вашем существовании, а этим могут похвастать очень немногие.

— Чрезвычайно польщен, — наклонил голову Аскер, — но, по-моему, я и сам сделал все возможное и невозможное, чтобы попасться вам на глаза. Тогда я еще не думал о вас, поскольку не представлял себе всех масштабов вашей деятельности. Ваша агентура, должен сказать, превыше всяких похвал!

— О, не стоит преувеличивать: они допускают промахи чаще, чем это позволительно, — скривился Эргереб.

— И один из них — Стиалор и Лагреад?

— Ах, господин Аскер, у меня сердце кровью обливается, когда вы упоминаете эти два слова! Такого поражения мне еще никто не наносил. Вы, надо признать, были на высоте.

У Аскера возникло чувство, что Эргереб, несмотря на то, что это и в самом деле было его роковой неудачей и стоило ему немало бессонных ночей, испытывает некоторое удовлетворение от упоминания о своем провале.

— Кстати, господин Аскер, — продолжал Эргереб, — откройте мне наконец тайну похищения кристаллической призмы и чертежей. Кто их вам добыл?

Аскер лукаво улыбнулся, откинувшись в кресле. Он не мог и не хотел скрывать своего торжества.

— Все, что можно сделать самому, следует делать самому, особенно в делах такого рода, — сказал он. — Меня все время грела мысль, что я совершил этот подвиг в одиночку, да еще назло Моори, который лег перед моими дверями, как бревно. А вы, господин Эргереб, подвергли допросу всех, кто находился в крепости…

— Задали вы мне тогда жару, господин Аскер, — покачал головой Эргереб. — Тогда я начал уважать вас. Но когда оказалось, что вы, вместо того, чтобы выбросить призму, построили к ней новый аппарат, — тогда я стал вами восхищаться, и по мере того, как я узнавал о ваших новых деяниях, мое восхищение только росло. После битвы под Глерином вас считают национальным героем… У вас хватило смелости на то, на что я не отваживался всю свою жизнь, хотя мне очень этого хотелось. А теперь уже поздно…