Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

Аскер отогнал рабочих от тайника и, пошарив там как следует, выудил пачку писем, перевязанных розовой ленточкой. Приказав рабочим оставить тайник в покое и переключить свою энергию на что-либо более полезное, он спустился в сад и, уединившись на скамейке под разлогой глионой, развязал ленточку.

Это были письма Дервиалиса к королеве Эгретте. Прочитав первые строки, где Дервиалис именовал свою государыню лапочкой и пупсиком, Аскер понял, что письма были не совсем официальные. Дальше вперемежку с дворцовыми сплетнями и интригами шли нежные признания и отвратительные стихи со множеством грамматических ошибок. Чтение напоминало Аскеру скачку с препятствиями: все вроде бы ничего — до очередной ошибки, причем ошибки эти были настолько грубыми, что потихоньку выводили Аскера из душевного равновесия. Но он усилием воли взял себя в руки и продолжал чтение.

Оно его не разочаровало. В письмах содержалось множество сведений относительно жизни двора трехлетней давности, и это помогло Аскеру лучше понять многое из того, что происходило сейчас. Но самое главное — по этим письмам Аскер мог судить об их авторе, Дервиалисе. Это было бесценно, потому что, поняв Дервиалиса, он смог бы предугадывать его поведение и предупреждать нежелательные для себя события. Поэтому Аскер набросился на письма с удвоенной энергией, перечитывая их по несколько раз и делая для себя все возможные выводы.

Давно зашло солнце и взошла луна, раскрылись ночные цветы, источая сладостный аромат, и птицы в кронах деревьев завели свои песни. Но Аскер ничего этого не замечал. Сбегав за фонарем, он продолжал сидеть под глионой, распутывая дворцовые интриги и за этим совершенно не видя, как прекрасна майская ночь, созданная для истомы и страсти. И это несмотря на то, что письма, которые он читал, были наполовину любовными и могли настроить на романтический лад кого угодно.

Зато другие не были столь слепы. Черноокая Фаэслер вновь царила в сердце короля, торжествуя победу. Подставляя бархатную шею под его поцелуи, она ослепительно улыбалась, преисполненная сознания своего могущества.

— Мой король, — нежно говорила она тающему как воск Аолану, — моя любовь к вам не имеет границ. Мое самое заветное желание — всегда быть с вами рядом, помогать вам советами, идти с вами по вашему нелегкому жизненному пути и делить все тяготы управления государством.

— О Фаэслер! — отвечал король прерывающимся голосом. — Вы достойны быть королевой! Как бы я был счастлив, если бы было возможно соединить наши судьбы, но эти ужасные министры — вы же знаете, они забрали у меня половину моей власти, и они ни за что этого не допустят!

— Прошу вас, мой король не огорчайтесь, - умоляла его Фаэслер, — это разрывает мне сердце! Нет, я недостойна требовать так много, я прошу лишь об одном: позволить мне всегда быть рядом с вами.

В самом деле, такая малость! То, о чем просила эта куртизанка, было величайшей милостью, какую может оказать король одному из своих подданных. За право находиться при королевской особе велись и будут вестись кровавые баталии, жертвой в которых становится менее хитрый, коварный и удачливый. Чтобы убрать соперника, годится и клевета, и яд, и удар кинжалом из-за угла, и ворожба. Но даже все это подчас не помогает честолюбивым придворным: обычно король, постоянно видя возле себя одно и то же лицо, пресыщается его присутствием, и тогда вернуть королевскую милость не может ничто. В лучшем случае надоевшего фаворита отправляют куда-нибудь подальше, а в худшем — туда, откуда еще никто не возвращался, — на тот свет.

Но король не думал об этом. Сегодня будуар госпожи Фаэслер Сарголо казался ему самым прекрасным местом на свете, а все, что происходило за его стенами, в этот момент для короля не существовало.

— Завтра будет бал, — говорил он, — и можете считать, моя дорогая Фаэслер, что он дан в вашу честь.

Да, Фаэслер вскружила королю голову настолько, что он начинал говорить бестактные вещи. Грудь куртизанки словно пронзили кинжалом: король задел ее самое больное место. Ни на минуту Фаэслер не забывала о том, по какому случаю дан бал. Почему, почему король даже теперь говорит об этом выскочке, который неизвестно каким образом нашел единственное слабое место в обороне Фан-Суор и выкурил оттуда аргеленцев, который на время заставил ее почувствовать свою уязвимость, заняв ее место возле короля, который, наконец, игнорировал те знаки внимания, которые она ему оказывала в надежде завлечь его в свои сети? Он, везде он, везде непобедимая Фаэслер на него натыкается и бывает вынуждена ждать, пока он сам не соизволит отойти в сторону!

— Что с вами, Фаэслер? — услышала она встревоженный голос короля словно откуда-то издалека, с границ своего сознания. — На вас просто лица нет! Неужели я вас чем-нибудь огорчил?

Королю нельзя говорить, что он вас чем-нибудь огорчил.

— Нет, мой король, — ответила Фаэслер, овладев собой. — Но одна мысль омрачает мое счастье…

— Какая же мысль?

Надо было говорить осторожно и не слишком резко. Фаэслер уже и сама себе удивлялась: почему она так злится на этого Аскера? Все в ее руках, и она сделает с ним все, что захочет, — не тем способом, так другим.

— Всем известно, мой король, каким образом крепость Фан-Суор снова стала нашей, — начала она издалека. — Комендантом крепости стал господин Каленсор, заслуженный офицер и доблестный воин. В то же время господин Аскер, который, как мне кажется, значительно больше посодействовал захвату Фан-Суор, никак не вознагражден.

— Вы слишком торопитесь, Фаэслер, — улыбнулся король. — Завтра я собираюсь достойно наградить господина Аскера. Обещаю вам, это будет богатая награда.

— Богатая? О, мой король, судя по тому, что я знаю о господине Аскере, а знаю я, увы, немного, — он равнодушно относится к богатству, а вот слава — это как раз то, что ему нужно.

— Ему будут оказаны почести, достойные героя.

— Этого недостаточно, мой король. Я имею ввиду, что господина Аскера следует назначить комендантом Фан-Суор. Поверьте мне, для него это будет лучшая награда.

«Пусть король зашлет его в эту дыру, — думала Фаэслер, — подальше от себя, поближе к вражеским мечам и стрелам. Да, остров Заклятый — самое подходящее место для этого выскочки!»

— Вы великолепны, моя дорогая Фаэслер! — воскликнул король, целуя ей руки. — Вы действительно умеете оценить каждого по достоинству и наградить его соответственно его запросам. Ваши советы бесценны для меня! Я назначу Аскера комендантом.

Фаэслер усмехнулась. Дело было сделано.

С самого утра Виреон-Зор гудел, как переполненный улей. Слуги сбились с ног, готовя дворец к празднику и поднимая невообразимый шум. Кругом раздавался звон посуды, грохот передвигаемой мебели и сердитые окрики. Невыспавшийся король ругал на чем свет стоит своих лакеев, которые его одевали. Аолан, хоть и был тюфяком по натуре и до самого обеда расхаживал в ночной рубашке, на балы одевался со всем тщанием записного франта. Примеряя то один, то другой наряд, на надевание которых уходило не меньше получаса, он придирчиво осматривал себя в зеркало со всех сторон и, в конце концов недовольно мотнув головой, приказывал принести следующий. Лакеи повиновались с покорной обреченностью, закатывая глаза всякий раз, когда король не мог их видеть.