Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись первая.

— Значит, мы должны решать сами, — охотно откликнулся высокий паладин. — Кстати, нашему пьянице пора бы и появиться.

Дверь распахнулась, словно в ответ на повисшие в воздухе слова, и они вошли — Рикаред, одетый с непривычной для Эланда роскошью, двое послов — плотный таянец в арцийском бархате и высокий, очень бледный человек в доломане капитана «Золотых». Следом два мощных воина внесли какой-то длинный тяжелый предмет, завернутый в лиловый атлас. Рикаред, тщательно следя за своей походкой, приблизился к герцогскому креслу и сел, приняв странную напыщенную позу. Вцепившиеся в подлокотник руки побелели от напряжения, глаза перебегали с одного лица на другое.

— Я вижу, Совет паладинов собрался. Но я недосчитываюсь девятерых…

— Десятерых, — поправил носатый маринер. — Первый паладин Зеленого храма Осейны Рене-Аларик-Руис Аррой отсутствует по неизвестным для нас причинам.

Рикаред медленно встал. Лицо герцога покрыла смертельная бледность, но он заставил себя говорить внятно:

— К моему глубокому прискорбию, я не ошибся. Мой дядя, лучший из моряков, ступавших на эти камни, мертв. Предательски убит по приказу бывшего капитана гвардии наследника Таяны Шандера Гардани. Преступника покарали, но Рене Арроя это, увы, не воскресит.

Рикаред сел, предоставив паладинам осмыслить услышанное.

— Как это случилось? — Эрик, столь же бледный, как и тарскиец, поднялся и теперь тяжело смотрел на послов. — Пусть расскажут!

«Золотой» вышел вперед. Назвавшись даном Бо, он подробно рассказал, как Шандер Гардани, повредившийся в уме после смерти Стефана, затаил зло на Рене, считая его виновником таянских бед. Гардани послал вдогонку за Рене лейтенанта Лайду, который и передал тому письмо якобы от имени принцессы Иланы, пребывавшей в это время в циалианском монастыре. Рене явился в условленное место, где его ожидали убийцы из числа «Серебряных». Герцог сражался мужественно, но был убит.

Маринеры потрясенно молчали. Первым опомнился Эрик.

— Где тело? — требовательно спросил он.

— Здесь, — просто ответил таянец. — Мы везли его тайно, так как не знали, как объяснить случившееся жителям Идаконы. Правду знает только великий герцог и теперь вы.

— Где же он? — переспросил кто-то дрогнувшим голосом. Бледный торжественно поклонился:

— Я был вынужден применить магию, чтобы скрыть несчастье до той поры, как мне удастся оправдать Таяну и Тарску в ваших глазах. Призываю в свидетели Триединого, что Рысь оплакивает потерю не менее горько, чем Альбатрос. Теперь решать вам: сохраним ли мы освященный веками союз, союз, которым столь дорожит наш король и которому был верен Первый паладин Зеленого храма Осейны.

Тарскиец махнул рукой, и воины бережно положили свою ношу на возвышение у огромного камина. Бледный приблизился, протянул руки. Лиловый атлас вспыхнул светлым, почти белым пламенем и исчез. На темно-красном граните остался лежать герцог Рене. Белые волосы обрамляли не тронутое клинками врагов лицо, но кисть правой руки была отсечена. В левой руке герцог все еще сжимал обломок шпаги.

— Его убили сзади, — тихо сказал бледный капитан. — Очевидно, кто-то из убийц не решился вступить в схватку и выжидал, когда паладин повернется к нему спиной. И дождался.

Слова повисли в тишине. Люди, не раз глядевшие в глаза смерти и хоронившие друзей, потрясенно молчали — все мысли были вытеснены обрушившимся несчастьем. Глаза маринеров оставались сухими — в Идаконе не плачут, но молчанье становилось все более непереносимым.

Толстый таянец бросал умоляющие взгляды на «Золотого», словно опасаясь, что сейчас его пронзят десятки шпаг. Дан Бо, отступив на шаг, ждал, и Рикаред понял, что пришел его черед. Надо заставить себя слушать и стать для осиротевших паладинов тем, кем был Рене. Увы, разлепить губы великий герцог не мог.

— Где цепь? — неузнаваемо хриплым голосом вдруг спросил Диман.

— Не нашли. Скорее всего, ее унесли убийцы или же кто-то из крестьян, обнаруживших тело раньше моих людей. Мы понимаем, что этот предмет для вас священен. Цепь ищут, нашедшему обещана высокая награда. Реликвия вскоре вернется в Идакону.

Эрик, губы которого подозрительно дрожали, подошел к тому, кто сначала был его учеником, потом — другом и, наконец, — вождем.

— Герцог Рикаред! — потребовал старый маринер. — Подойди сюда!

Невольно вздрогнув, Рикаред встал и, стараясь не спешить, направился к возвышению, на котором покоился дядя. Герцог лихорадочно прикидывал, что же сказать, но Эрик звал его не за этим.

— Он должен лежать с цепью, — железным голосом объявил старейший из паладинов, — но цепь украдена. Пусть его голову венчает корона, которая скована из того же металла.

Рикаред не успел ни возразить, ни согласиться. Все еще сильная рука сдернула черный обруч с герцогской головы и осторожно надела на мертвеца.

Темный металл коснулся белых волос и словно впитал их белизну. Исчезла борода, зато усы стали длиннее; начал меняться профиль, а тело — раздаваться в плечах и вытягиваться…

— Великие Братья! — прошептал пораженный Диман. — Лайда… Гашпар Лайда!

— Это не Рене! — торжествующе крикнул Эрик. — Нас хотели обмануть! Счастливчик жив!

Рикаред с позеленевшим лицом суетливо творил отвращающие зло знаки и что-то бормотал. Толстый таянец замер столбом посреди зала, но дан Бо присутствия духа не потерял. Выхватив из ножен клинок, нет, жезл, навершие которого украшал непрозрачный белый камень, бледный капитан повернулся лицом к схватившимся за шпаги маринерам.

Первым невиданное оружие испытал на себе старый Эрик. Глаза маринера вылезли из орбит, он судорожно рванул воротник, да так и остался стоять, словно ноги приросли к полу. Белый камень курился, как курятся порой горные вершины. Огни факелов окружили блекло-радужные кольца, ослепли, враз помутнев, стекла витражей…

Маринеры стояли там, где их застал колдовской туман. Они понимали, где они и что с ними происходит, слышали каждый звук, видели своих товарищей, но тело отказывалось подчиняться разуму.

Бледный капитан неспешно поднялся на возвышение, слегка отодвинув ногой в сапоге с белым отворотом мертвого Лайду. Он собирался говорить, но его речи так никто и не услышал.

Одно из окон с грохотом распахнулось. В Зал паладинов ворвался грохот прибоя и косые струи дождя; факелы на стенах задымили и погасли; в неверном лиловом свете прорезавших серую мглу молний через гранитный подоконник перелетел всадник на огромном вороном жеребце. Приземлившись по-кошачьи текуче и мягко, конь вскинулся на дыбы и закричал, сверкнув изумрудно-зеленым глазом. Колдун вздрогнул и, не выпуская все сильнее курящегося жезла, стал медленно отступать, прикрываясь своим оружием. Черный конь, подчиняясь железной руке седока, шагнул следом, так и не опустившись на передние ноги. Бледное лицо исказила гримаса, дан Бо не мог оторвать глаз от оскаленной лошадиной пасти, он вряд ли видел, как всадник ослабил узду. Сверкающие прозрачные копыта обрушились на «посла». Раздалось шипение, как если бы раскаленный клинок погружали в холодную воду. В свете молнии серебром сверкнули волосы наездника и грива его чудовищного коня.