Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись первая.

Рикаред и вновь обретшие свободу двигаться паладины зачарованно следили, как бледный колдун падает на блестящие плиты, а направляемый всадником вороной продолжал страшную пляску. Танец длился, пока на древнем граните не осталось месиво из костей и мокрых тряпок, в котором больше не было ничего человеческого. Только тогда конь отступил, брезгливо мотая головой. Легко спрыгнув наземь, всадник освободил своего скакуна от уздечки.

— Иди!.. Иди, и спасибо!

Удар копытом о камень колокольным звоном разнесся по древней башне. Ржание, более похожее на гром водопада, чудовищный прыжок, и белогривый исчез в струях обезумевшего ливня.

…Рене-Аларик-Руис Аррой какое-то время стоял, подставляя лицо морскому ветру, потом затворил окно и осведомился:

— Кто-нибудь наконец зажжет огонь?

Михай Годой с удовольствием поставил витиеватую подпись под очередным указом. Он правил Таяной третий месяц, и эта процедура все еще приятно возбуждала. Так же, впрочем, как и жена. Ночи с Ланкой делали герцога моложе, вызывая ощущение победы над Счастливчиком, о котором по-прежнему не было ни слуху ни духу. Странное дело, чем дольше не могли отыскать следов эландца, тем сильнее в Годое крепла уверенность, что тот жив и здоров.

Сигуранты, прочесав окрестности Оленьего замка, кругами обошли прилегающие к нему земли, дойдя до Фронтеры. Побывали даже в селе, куда зачем-то занесло Арроя по дороге в Гелань и где случилось какое-то чудо. Все поиски оказались тщетными — адмирал как в воду канул, хотя, возможно, так и вышло. Эландец мог утонуть, если был ранен и, не рассчитав сил, попробовал переплыть Рогг, но на такую удачу Михай не надеялся. Он ошибся, приказав взять своего врага живым. Да, сломать такого противника заманчиво, но политик должен поступаться частью во имя целого…

Годой грузно повернулся и дернул витой шнур — внизу, в малой буфетной, зазвонил колокольчик, возвещая об испытываемой регентом жажде. Герцог даже не успел разозлиться на медлительность прислуги, когда сопровождаемый дежурным нобилем седовласый буфетчик внес квадратный графин с любимым регентом Рубином Зла. Знаменитым вином, доставляемым из Эр-Атэва с виноградников самого калифа.

Буфетчик налил вино в высокий, оправленный в золото стакан, из которого плеснул в другой, попроще, который и передал черноволосому юноше с затравленными глазами. Тот залпом выпил и замер, опустив голову. Троюродный брат бывшего капитана «Серебряных» вторую неделю пробовал подаваемое регенту вино. Отказ означал смертный приговор целому роду, а Гардани готовы рисковать собственной жизнью, но не жизнью близких.

Регент поблагодарил за услугу и отхлебнул из бокала. Всех врагов не уничтожить, но, если казнить и миловать умело, подданные, прежде чем восстать, хорошо подумают. Конечно, какое-то время придется соблюдать осторожность, зато потом… Годой отогнал приятные мысли: чем больше позволяешь себе в грезах, тем гаже идут дела. Он слишком радовался воссоединению разума и тела, и вот извольте — Аррой исчез. Тарскиец скривился, словно вино попало в больной зуб, и буфетчик посерел от страха. Регент этого даже не заметил, продолжая подсчитывать свои ошибки. С Маритой он тоже повел себя как пошлый дурак. Месть — удел слабых, а уж месть тем, кто всего лишь подвернулся под руку в неудачный день… Говорят, император Пурина велел утопить в Льюфере статую, о постамент которой он расшибся. Не уподобляться же.

Стакан показал дно, Михай потянулся к графину и вспомнил, что не один.

— Можете идти! — велел он. — Сегодня никто из нас не умер. Это радует.

А его до сих пор радует вкус вина и мяса, не говоря уж о женском теле. Радует так, как ни разу до почти смерти, перешедшей в показавшееся бесконечным заточение. Аррой его понял бы. Маринеры, возвращаясь на берег, бросаются в кабаки, он тоже бросился жить и едва не погубил то, к чему шел последние двадцать лет. Все висело на волоске; окажись принцесса Ямбора такой же дурой, как Геро и Марита, он бы сидел сейчас в Тарске, готовясь к войне с Эландом, Таяной и Церковью. Пронесло, но надо быть осторожней, в том числе и с Иланой. Жена хочет того же, что и он, и она слишком хороша, чтобы ее оскорблять, а он ее оскорбил, занявшись Маритой, да и потом…

Пурина либо убил бы девчонку на глазах женушки, либо подарил кому-то из гоблинов, хотя уроды признают лишь своих уродок… Значит, убил бы, а вот Анхель, наплевав на жену, держал бы красотку при себе, сколько хотел, но для этого надо стать Анхелем. Надо было выдать Мариту замуж и отослать с глаз долой, как испокон века поступают с мещанками нобили. И он бы так и поступил, если б не Гардани… Рене Аррой был врагом, препятствием, опасностью, Шандер — памятью об унижении, которую просто кровью не смыть. Илана это поняла, потому и засмеялась, когда Мариту прогнали на кухню. Кто ж знал, что девчонка спустит рысь с цепи…

Проклятый с ним, с Марко, тот свое дело сделал, но эта дурища Герика куда-то подевалась вместе с тварью. Перерыли всю Таяну, но бабы с рысью никто не видел, а она-то как раз жива. Близится срок, и Герика должна быть под рукой, что бы ни говорили союзнички…

Сдержанно ударил дверной молоток, и регент разрешил войти начальнику гоблинской стражи. Горцы прекрасно справлялись со службой и не якшались с таянцами, за что Годой их ценил особо. Нкрдич положил на стол хорошо знакомый регенту перстень и сообщил, что в Полночном дворе человек из Гверганды, назвавший все тайные слова. У регента неприятно заныло внизу живота, но он сумел сохранить скучающее выражение, коротко обронив: «Впустите и накормите. Это не срочно».

Симон тщательно запер двери и опустил занавески. Всем своим видом медикус показывал, что настало время важного и откровенного разговора. Лупе смахнула щеткой крошки со стола и тоже уселась, положив на колени тонкие руки. Две пары глаз выжидающе смотрели на вернувшегося с Ганы либера, и тот начал с того, с чем уезжал:

— Надо уходить. Чем скорее, тем лучше, но Лисьи горы не для вас и особенно не для Герики, а во Внутренний Эланд из Таяны больше ходу нет. Дорога опасна. Не только и не столько из-за приграничных разъездов. Я бы, конечно, рискнул, но я не вы.

— Тогда, наверное, лучше остаться… — Симон казался растерянным. Лупе молчала, глядя на эльфа с неодобрительной непроницаемостью кошки.

— Хуже. Герике нечего делать в Гелани, вам тем более. Чудо, что никто не вспомнил, что Лупе привез Рене, а Симон лечил покойного эркарда и был знаком с Гардани. И со мной. Да, сейчас они хватают нобилей, но, помяните мое слово, скоро возьмутся за горожан, а доносчиков и клопов всегда и везде больше, чем нужно для спокойного сна.