Ольга Громыко - Цветок камалейника

— А еще надо Иггровы Слова над племянницей моей произнести. — Женщина долго набиралась решимости, чтобы заговорить с йером, и теперь спешила выплеснуть заготовленные слова, сама ничего не слыша. — Ей три дня уже, сестра переживает, чтоб не сглазили… Что вы сказали?

Спорить с судьбой, на волю которой он отдался, Брент не посмел.

— Я сказал: хорошо, Иггрово чадо. Веди нас.

Лицо Фимия разочарованно вытянулось. Намазанный маслом ломоть выдернули из уже открытого рта, заставив больно лязгнуть челюстями. А ведь стоило обережным недоумкам свернуть на другую улицу, и эта девка наверняка подошла бы к нему! Йер воззрился на парней с еще большим отвращением, понятия не имея, насколько оно взаимное. Впрочем, треть браслета всяко лучше его дырки, и Фимий, как само собой разумеющееся, пристроился в хвост компании.

Быстро оправившаяся от смущения женщина оказалась бойкой и острой на язычок, но при этом такой обаятельной, что в чем-либо отказать ей было сложно. Одно то, что ей удалось впихнуть свою корзину ЭрТару (правда, через пару улочек та каким-то таинственным образом перекочевала к Джаю), говорило о многом. Отец Фимий, охочий до женского пола, увивался вокруг оного, как жирная моль вокруг бабочки. Молодка охотно кокетничала, но от потных лап искусно увиливала. Не Приближенный, перебьется!

— Надеюсь, ты умеешь призывать ирны? — улучив момент, поинтересовался Джай.

— Нет. Жрецам это запрещено. — Брент на ходу присматривался к углам домов, но нужных меток и зазубрин ему пока не встретилось. Хотя прочих было полным полно: тайной стенописью занимался не только орден, но и нищие, воры и бродяги, для которых разнообразные крестики и загогулины были понятнее лавочных вывесок.

— То есть ты хочешь просто обмануть хозяев? — профессионально оживился ЭрТар и деловито уточнил: — А мы далеко успеем отбежать, прежде чем они спохватятся, что никакая ирна на огород не снизошла?

— Снизойдет.

— Ты же только что…

— Ради спасения Привратницы я вправе делать все, что в моих силах… и сверх них — тоже. Я попробую.

— А этот клятый Фимий?! Если что-то пойдет наперекосяк, он тут же забьет тревогу!

— Ну отвлеките его как-нибудь.

— Слушай, это тебе надо или нам?! — возмутился Джай. — А если бы я не спросил, ты бы так напролом и поперся?

— Да, — честно сказал Брент, заработав два уничижительных взгляда. Зато цепляться к нему спутники перестали, зашушукавшись между собой.

Окраина Иггросельца ничем не отличалась от простого селища, разве что народ тут был менее любопытным, а собаки более трусливыми.

— Эй, Льяля! — окликнул женщину дедок-сосед, вразвалочку сидящий на солнечном крылечке. — Это ты чего, к Оланке взывать ведешь?

— Ага! — Молодка блеснула улыбкой и лукаво добавила: — Ну и мамочкин огородик заодно осенить.

Дедок пригляделся к компании, неожиданно гнусно расхохотался и, не в силах совладать с весельем, скрылся с йеровых глаз в сени.

— Чего это он? — подозрительно спросил Фимий. В животе у него бурчало все отчетливее: в едальне йер только и успел разок ковырнуться в тарелке да пригубить скваш.

— Да Иггр его знает, — потупилась женщина, открывая соседнюю калиточку. — Перегрелся, видать…

В дом Льяля заходить не стала, велела поставить корзинку у крылечка и зачем-то постучала в дверь. Внутри завозились, забурчали, и в проеме возникла — точнее, заполнила его — тетка в линялом платье с цветочками. Обвислые щеки, мясистый нос, маленькие глазки и тройной подбородок, складывающиеся в вечно недовольную гримасу, придавали ей удивительное, прямо-таки пугающее сходство с одной из обитательниц хлева. Джай не мог отделаться от ощущения, что когда она обернется, то посреди пышного зада обнаружится завитой колечком хвостик. В руке тетка держала ухват и, кажется, только и ждала повода пустить его в дело.

— Вот, мамочка, — елейным голоском пропела Льяля, — я Взывающих привела, как вы и просили.

Судя по теткиному лицу, мамочкой она доводилась Льялиному мужу и просила невестку вовсе не о наместнике Темного и оборванце с кнутом. Но йер — не потрошеный цыпленок на рынке, которого можно перебросить с руки на руку, понюхать и вернуть на прилавок. Какого взял, тем и пользуйся!

— Здравствуйте, господа йеры. — Тетка приправила слова кислой улыбкой, словно кашу крысиным ядом. — Тут вот огородик у нас… зачах чего-то… Льялечка, покажешь?

— Конечно, мама! — Невестка была сама отзывчивость, вот только глядела почему-то упорно себе под ноги. Джай и сам с трудом сдерживал ухмылку.

Взывающий Фимий толкаться у крыльца не пожелал и по-свойски прошелся по двору. Хорошее хозяйство, богатое. Куры и те ихтымские, породистые, с кудлатыми ногами. Яйца от таких, ярко-рыжие с черным крапом, по пять бусин семерик идут. Одно из них (Взывающий хорьком зыркнул в приоткрытый курятник) как раз лежало в выстланном соломой ящике у самой двери. Экая нерасторопная у него хозяйка…

Йер воровато огляделся, тюкнул яичком о край ящика и быстренько его выхлебнул.

— Господин Взывающий! — Не то чтобы ЭрТар по нему соскучился, но горец предпочитал держать врагов в поле зрения, и йеров нырок в курятник не прошел для него незамеченным.

— Ымгым?! — Фимий поспешно скомкал скорлупу в кулаке, повернулся к идущему навстречу парню и понял, что был несправедлив к тетке. Она давно уже выбрала сегодняшние яйца, оставив в ящике только подклад-болтун.

— Ой-ё, — уважительно сказал горец, ознакомившись с богатым внутренним миром йера, бурно хлынувшим наружу.

— Что с вами, господин Взывающий? — испугалась подбежавшая Льяля.

Фимий злобно сверкнул на нее глазами, но отвечать не пожелал, воспользовавшись уважительным поводом: занятым ртом.

— Ничего страшного, — бодро ответил за него ЭрТар. — Наверное, съел на обед что-то тух… не очень свежее.

Йер красочно подтвердил его слова.

— Вы идите, идите, — продолжал горец. — Мы вас догоним!

ЭрТар послал Бренту выразительный взгляд: мол, задержу насколько смогу, а ты не теряй времени!

Жрец еле заметно кивнул и отвернулся. Джай, напротив, уставился на горца со смесью ужаса и восхищения: как это он умудрился отравить йера?! ЭрТар насмешливо ему подмигнул, только усилив замешательство парня.

«Огородик» оказался здоровенным, скроенным из трех-четырех участков полем. На одиноко торчащем в центре пугале сидело несколько ворон, с любопытством разглядывая гостей. Соскучившийся по охоте корлисс понесся к ним напролом по грядкам, с хрустом обламывая свекольную ботву. Когда он подскочил к пугалу, птицы давно уже кружили в небе, ехидно покаркивая. Тишш разочарованно покрутился вокруг кола, облизнулся и, задрав хвост, выразил свое возмущение любимым кошаковым способом.