Ольга Громыко - Цветок камалейника

— Если вы немедленно покаетесь и выйдете на Иггров свет, смиренно скрестив руки на груди, то мы проявим снисхождение и всего лишь прилюдно казним вас через отсекание всех членов!

Джай с изумлением обнаружил, что Брент улыбается. Причем очень по-йеровски: непонятно чему, но на редкость гадостно. Вот дрянь, неужели не жрец подчинил эту проклятую плеть, а она его?!

— Они не сдадутся, брат мой. — Брент как будто сообщил маленькому ребенку, что собака не станет есть протянутую ей луковицу.

— Знаю, — кивнул Цвирт, не показывая, что насмешливое замечание седого изрядно его задело, выставив дураком. — Но я должен был дать этим заблудшим душам возможность спастись от гнева Иггрова!

Мельница захохотала так, что внутри ходуном заходили жернова, породив новую волну душераздирающих скрипов.

— Кажется, это означает «спасибо, как-нибудь обойдемся», — задумчиво сказал ЭрТар, и тут из окошек посыпались горящие стрелы. Внимающие шарахнулись, Взывающие слаженно очертили круги-щиты плетьми, эффектно искрошив или отбросив тваребожий ответ. Зрители благоговейно охнули.

— Думаю, — похоже, Цвирт сделал это еще утром и сейчас заученно излагал результат; потому и йеров так расставил, — правильнее всего будет дружно воззвать к Двуединому и обрушить сие логово на головы тваребожцам.

— Но тогда вместе с ними погибнет и ребенок, — как-то уж слишком спокойно заметил Брент. А ведь поджилки тряслись даже у некоторых йеров, чьему богу ничего не угрожало!

— Полагаю, Глашатаям будет приятнее получить мертвую Тварь, чем никакую, — и бровью не повел Цвирт.

Но коса нашла на камень.

— А почему бы не попробовать взять их штурмом? Не думаю, что потери среди братьев будут очень велики. В конце концов, с нами сам Иггр!

Брент умудрился сделать издевку настолько тонкой, что она сошла за дружескую шутку. Со стороны казалось, будто йеры беседуют о погоде (на которую им, по большому счету, плевать), а мельница выступает в роли подозрительно черной тучки.

— Брат мой, — выразительно сказал Цвирт, которому надоело дурацкое упрямство чужака, — я полагаю, что смерть даже одного йера станет для нас невосполнимой утратой. А я тут главный. Если тебе так хочется рисковать своей головой…

— Хочется, — нахально подтвердил жрец и, отвернувшись от йера, начал взбираться по одной из тропок.

Парни увязались было за Брентом, но из окошек снова полетели стрелки, заставив их поспешно отскочить назад. А эта жреческая зараза даже не удосужилась оглянуться, все ли целы!

От самого Брента стрелы разлетались безо всяких щитов. Перевешиваться через подоконники, чтобы достать подобравшегося к подножию мельницы «йера», тваребожцы не стали. Они и в проемах-то ни разу не показались, били из глубины чердака, словно просто для острастки.

Жрец уверенно взялся за ручку, нажал посильнее, и дверь поддалась. Не шибко охотно, шаркая по полу, как будто открывалась впервые за многие годы, но, похоже, ее даже не потрудились запереть.

На середине дверь заклинило, и Брент не стал настаивать, проскользнул внутрь боком.

— … — сквозь зубы процедил Цвирт. Точнее разобрать Джаю не удалось, но в смысле высказывания он не усомнился. И был полностью согласен с йером.

К главе храмовников подбежал растерянный Внимающий:

— Что будем делать, наставник?!

— Подождем, — нехотя распорядился Цвирт, покосившись на зевак. Вот уж кто однозначно одобрил подвиг чужака! — Но совсем недолго…

Брент попытался закрыть за собой дверь, но та угрожающе накренилась, и пришлось бросить ее приотворенной. На пол ковриком легла солнечная полоса. Внутри и без нее хватало света, который сочился из многочисленных щелей и сверху, обтекая путаницу из подпорок, веревок, цепей, крючьев, рычагов, мешков и каких-то сеток. Повсюду валялись голубиные перья, помет и обломки скорлупы. Сами птицы басовито ворковали высоко под крышей, изредка слышалось хлопанье крыльев.

Жрец наклонился и заглянул под настил, под которым вполне мог пройти согнувшийся человек. Одинокая крыса приветственно шевельнула усами и продолжила рыться в трухе. Брент осторожно поставил ногу на первую ступень лесенки, проверяя, выдержит ли она вес его тела. Нет, вряд ли. Да и следов на ней не видно. Но если вспрыгнуть на помост, он наверняка заскрипит, если вообще не провалится, а лишний шум жрецу был без нужды.

Воззвав, мужчина на одном дыхании взбежал по ступенькам, едва касаясь их носками, пока трухлявое дерево не опомнилось. Чтобы укрепить их по-настоящему, требовалось куда больше силы и меньше мастерства, но Брент даже в йеровой мантии оставался жрецом. Он «взял» лишь возможность успешного подъема.

Сам помост вроде был покрепче. И по нему ходили. К задней двери и обратно тянулись перекрывающиеся цепочки следов. Жернова в дощатом коробе совсем недавно служили подставкой для чего-то длинного и грязного, оставившего несколько бурых полос и пятен.

А еще наверху мерно поскрипывали доски.

Брент послушал, посмотрел. Длинная приставная лестница уходила в светлый квадрат высоко над головой: мельничный чердак был вровень с храмовыми шпилями. Лезть, конечно, опасно — дрожь лесин выдаст поднимающегося человека, а двинуть ему по голове, как только макушка появится из дыры, проще простого. Но, судя по звукам, сейчас обитатели мельницы заняты совсем другим.

Ни макушка, ни весь Брент сектантов действительно не заинтересовали. Как Цвирт и предрекал, на чердаке их оказалось «девять-десять». Девять кружком лежали на полу, ногами к центру и могильной плите со стесанным именем, играющей роль алтаря. Козленок на нем был еще теплым. «Тваребожцы» — давно уже нет. Десятый, йер в мирской одежде, но с засунутой за пояс плетью, деловито плескал на них кровью из маленького бочонка: своя-то из окоченевших трупов не потечет. Шагов Брента он не услышал, но чужое присутствие ощутил сразу.

— Фу, брат, как ты меня напугал! — Йер дрожащей рукой вытер лоб и поспешил за бочонком, укатившимся к стене. — Брат Цвирт послал тебя что-то передать?

— Нет. — Брента давно уже не мутило при виде мертвецов. Живые действовали ему на нервы куда больше.

— Тогда в чем дело?

В том, что Иггросельц — маленький городишко. В нем даже серьезных преступников не водится — по крайней мере, тех, кто заслуживает смерти под публичными пытками. И если Архайн мог выслуживаться перед Темным вполне законно, то Цвирту и его приспешникам приходилось туго.

А потому некоторые из их прихожан из ирниц не выходили.

— Красивая. — Жрец кивнул на молодую девушку с широко распахнутыми ярко-синими глазами. Точнее, на ее лицо — единственное, что осталось нетронутым.

Но вытащенному из-под мельничных обломков телу и не полагается быть целым.