Ли Дэн - С небес об землю

Давайте обратимся к истокам. Давайте вспомним наследие предков. Давайте будем ходить в посконной рубахе, но не терять исконные ценности!

Хабэнт суа фата либэлли [49] Книги имеют свою судьбу, лат.; . Антр суа ди [50] Между нами будь сказано, фр.; , не выплеснем ли мы воду вместе с ребенком? Апрэ нуле делюж [51] После нас хоть потоп, фр. !

Он замолчал и оглядел присутствующих.

— Но я могу и ошибаться. Это право и обязанность настоящего ученого. Истина рождается только при непримиримом консенсусе различных точек зрения. Аудиатор эт альтера парс [52] Следует выслушать и другую сторону, лат. . Дадим, так сказать, слово молодежи.

Выбегалло царственным жестом протянул руку в мою сторону.

Лавр Федотович благосклонно прикрыл глаза.

Я встал, окинул присутствующих взором и сокрушенно покачал головой.

— Требьен, требьен [53] Прекрасно, прекрасно, фр.; , - вздохнул я. — Ле ситуасьон [54] Ситуация, фр. .

Я снял очки, солидно протер их клочком замши, вынутым из нагрудного кармана, и водрузил их на место.

— Амикус Плато, сэд магис амика эст вэритас [55] Платон мой друг, но истина дороже, лат. .

Товарищи! Профессор Выбегалло, наш несравненный Амвросий Амбруазович, который оказывает нам честь работать с ним рука об руку, — это титан мысли, крупный ученый, работы которого надлежащим образом оценены мировым научным сообществом.

Он пронзает пламенным взором такие пучины, куда нам, простым людям, и зайти бывает страшно.

Он витает в таких горних высях и растекается мыслью по такому древу, что нам, простым людям, это подчас и не под силу.

И я глубоко и трепетно уважаю Амвросия Амбруазовича и всегда стараюсь идти по нехоженым тропам столбовой дороги, указанной нашим уважаемым Амвросием Амбруазовичем.

Но!

Витая в горних высях и редко спускаясь на землю, только изредка снисходя к нам грешным, уважаемый Амвросий Амбруазович иногда несколько легковесно относится ко всяким и всяческим порождениям чужой мысли. Я бы на его месте, а я прекрасно понимаю, что мне для того, чтобы оказаться на его месте, — тут я посмотрел на Выбегалло, и он ответил мне прямым, честным и открытым ненавидящим взглядом, — и быть достойным, нужно еще долго и убедительно работать над собой под непосредственным руководством Амвросия Амбруазовича, так вот, я бы, будь я на его месте, не стал бы в этом месте цитировать графиню Помпадур, любовницу тирана Франции короля Людовика пятнадцатого и целого сонма разных там ихних графьев и маркизов.

Не стал бы даже в шутку, даже иронично повторять ее легкомысленное замечание: «После нас хоть потоп», — брошенное ветреной кокеткой за карточным столом.

Мы все знаем, товарищи, как тяжело ученье, как много сил приходится прикладывать для овладения новыми знаниями и новым мировоззрением. Только труд, тяжелый, настойчивый, упорный, повседневный труд позволяет нам усвоить сокровища, накопленные человечеством.

А вот такие фразы-однодневки, фразы пустышки народ легко подхватывает и несет через века и народы, не задумываясь над тем, что она несет и что он несет. Прошу не рассматривать это как критику, как выражение недоверия Амвросию Амбруазовичу, необдуманно бросившего эту фразу.

Я думаю… Нет! Я уверен, что источник, по которому уважаемый Амвросий Амбруазович осваивал эту фразу, содержал искаженный перевод, отличающийся от оригинального перевода оригинала.

И здесь возникает вопрос, случайно ли именно искаженный источник оказался в распоряжении Амвросия Амбруазович?

Не стоит ли за этим чья-то злая воля, чей-то злой замысел, направленный на дискредитацию нашего мирового светила? — Я вперил горящий взгляд в мгновенно позеленевшего Фарфуркиса. — Я полагаю, надо разобраться, кто стоит за этим, и какие цели этот стоящий преследует.

Но все это, товарищи, предмет будущего разговора. Долгого товарищеского разговора. А пока я позволю себе перейти к конкретному вопросу, ради которого мы все здесь собрались. К сегодняшней теме сегодняшнего заседания.

Я посмотрел на коменданта. Тот, правильно поняв мой взгляд, опрометью выметнулся из комнаты заседаний, и почти сразу вернулся, неся на блюдечке стакан с чаем и плавающим в нем кружком лимона. Рука коменданта слегка дрожала, и стакан отзывался на дрожь легким звоном.

Комендант поставил стакан передо мной, вернулся за стол, взял ручку и стал преданно смотреть на меня, готовясь записывать.

Выбегалло завистливо посмотрел на стакан чая с лимоном.

Я отхлебнул из стакана, поставил его на место и выровнял строго по центру блюдечка. Снова протер очки клочком замши и, одев их, двумя руками оперся о стол.

— Товарищи, — начал я. — Сейчас я выступаю, так сказать, как шаржэ д'аффэр [56] поверенный в делах, фр.; , чтобы изучив корпус дэликти [57] основные улики, лат.; разорвать циркулус вициозус [58] порочный круг, лат.; и с консэнсус омниум [59] согласие всех, лат.; , помня, что дура лэкс, сэд лэкс [60] закон суров, но это закон, лат.; , сказать народу эппур си муовэ [61] «а все-таки она вертится!», лат.; ! И омниум консэнсу [62] с общего согласия, лат.; заглянув ин мэдиас рэс [63] в самую суть дела, лат.; , сурово сказать: пэрэат мундус эт фиат юстициа! [64] правосудие должно совершиться, хотя бы погиб мир, лат.

Я сделал паузу, давая всем прийти в себя, и сурово продолжил:

— Товарищи! Мне трудно говорить, потому, что я не буду услышан. Мой глас, глас вопиющего, пропадет всуе. Мне больно говорить, потому что услышанное будет извращено к вящей пользе мелких карьеристов.

Я вперил пронзительный взгляд в Фарфуркиса и дождался, когда он начнет неуверенно ерзать.

— Мне тяжело говорить, потому, что у меня нет слов кроме междометий и невнятных восклицаний.

Но я буду говорить!

Потому, что этого требует моя совесть, мой долг ученого!

Потому что это отвечает вековым чаяниям нашего народа!

Народ ждет от нас, товарищи. Ждет! Наш великий народ, построивший и сломавший хребет гидре. И мы не можем не оправдать его ожиданий.

Народу не нужны интеллигентские выдумки гнилой западной плутократии.

Народу нужна правда и надежда.

И мы, именно мы, товарищи, обязаны дать ему, и оправдать.

Я перевел дух, отпил остывшего чая и посмотрел в зал. Лавр Федотович величественным монументом возвышался над столом. Хлебовводов, сидящий слева от Лавра Федотовича, подозрительно и бесцельно бросал воспаленными с желтизной глазами взгляды по углам комнаты. Фарфуркис, демократически сидящий на жестком стуле сбоку от стола президиума, повесил голову, исподтишка посматривая на своего конкурента. Выбегалло судорожно строчил, конспектируя мою речь.