Ли Дэн - С небес об землю

— Можешь его выбросить, — сказал Динтра. — Это обычный символ Спасителя. А негаторорм был сам монашек, точнее, его истовая вера в то, что Спаситель даровал ему способность гасить богомерзкую магию. А символ ему нужен только для фокусировки, чтобы войти в измененное состояние, и как выключатель. Поднял символ вверх — магия гасится, опустил — не гасится.

— То есть, озабоченно нахмурилась Клара, теперь каждый монашек может гасить магию?

— Не думаю, — подошел к ним Хрофт. — Для этого надо истово верить в Спасителя, быть чистым душой и помыслами и ощущать на себе Его длань. То есть, быть не от мира сего. А таких очень мало. Это товар более штучный, чем хорошие бойцы. Да и еще нужно, чтобы он, видя все творимое именем Спасителя, верил в то, что это делается во благо. А как-то не очень поверишь в чистые помыслы, когда у тебя на глазах пытают людей.

— При чем тут пытки. Здесь они просто пытались нас задержать.

— Здесь — да. Но если бы им это удалось, то наши беседы продолжились бы в пыточной. Ведь им очень хочется узнать все, что знает допрашиваемый. А как можно пытать мага без негатора? Так что я не думаю, что таких много. Но теперь мы должны учитывать их. А лучший способ учета — это стрела в лоб. Сейчас девочки очень хорошо справились, ну а если бы он стоял дальше да в кольце охраны. Так что давайте ограбим тех храпунов. А новые арбалеты они себе добудут. Наверняка, есть в обозе. Или я ничего не понимаю в интендантах.

Тави и Ниакрис без слов направились к воинам Лесных Кантонов и набрали с запасом арбалетов на всю команду, а также большой запас стрел.

Бельт подошел к двери корчмы и вежливо постучал.

— Милейший, вы откроете сами, или дверь вынести вместе со стеной. И не надо строить из себя мышку в норке. Я же прекрасно слышу, что вы стоите за дверью.

После нескольких мгновений тишины раздался стук падающего бревна и шелест засова. Дверь отворилась, и бледный до синевы корчмарь бухнулся на колени.

— Не губите. Я не мог их ослушаться. Они бы спалили меня с корчмой, да еще и половину села. Их народишко не волнует. Главное, чтобы все их слушались. А селом больше, селом меньше — им-то какая разница.

Он осекся и пугливо огляделся.

— Не бойтесь, успокоил его Бельт. Нас никто посторонний не слышит. Так, может, вы продадите нам телегу с лошадью, и подскажете, где взять вторую?

— Да что ж куда-то идти. У меня три телеги. Забирайте, а я скажу, что силой забрали. Сейчас выведу.

Корчмарь исчез в дверном проеме. Через несколько минут ворота со скрипом отворились и корчмарь вывел со двора двух лошадей, запряженных в телеги.

— Тама я вам под сеном припас положил.

Он боязливо оглянулся.

— Благодарствую. А это тебе за службу. — Бельт протянул ему два золотых. — Этого хватит?

— Да хватило бы и одного. Спасибо, господин.

Корчмарь согнулся в поклоне.

Дорога неспешно вилась между полей, и путешественники, развалившись на телегах дали отдых натруженным ногам.

На передке первой телеги сидели Хрофт и Райна, которая прямо светилась от радости. Судя по обрывкам фраз они вспоминали давние времена, когда Райна жила в Асгарде и была Девой Битвы. Клара поражалась тому, как простой воин, а кем еще мог быть Хрофт, сумел прожить такую бездну времен. Сама она разлеглась на душистом сене и подремывала, изредка поглядывая на сидящего рядом Динтру, которого похоже что-то заботило. Он то хмурился, то уходил в себя и его взгляд становился отсутствующим. Временами Кларе казалось, что он разговаривает с кем-то, но никаких признаков мыслеречи она не могла уловить. Скорее всего, целитель просто спорил сам с собой.

Со второй телеги, которой правил Бельт, доносился оживленный разговор — похоже, Тави и Ниакрис разбирали произошедшую схватку, оценивали свои действия и строили связки для возможных схваток. «Девчонки, что с них взять. Им еще интересно звенеть железом», — усмехнулась Клара, вдруг почувствовав себя старой и умудренной опытом.

— Ну как же так, — в запальчивости повысила голос Райна. — Как же создатель веры может быть неверующим?

— Подумай сама, — ответил Хрофт. — Скажи, чем отличается верующий от неверующего?

— Верующий верит, не требуя доказательств, а неверующему все надо доказывать.

— Правильно. А скажи, создатель веры он прямо родился с новой верой?

— Нет, конечно. Какое-то время он верил в другое.

— Тоже правильно. Сначала человек верит в то, что ему внушили в детстве, когда все взрослые знают неизмеримо больше и вообще являются высшими существами, занятыми непонятной ребенку деятельностью. И ребенок подражает им, учится у них, принимает на веру их знания и опыт и, в том числе, исповедуемую ими религию. Но потом он взрослеет, и начинает задумываться над жизнью, над мироустройством, над своим местом в мире, над исповедуемой религией, над верой.

— Подожди, но ведь вера и религия — это одно и тоже.

— Да? Скажи, что по-твоему есть вера.

— Ну, я бы сказала так. Это описание мироустройства, сил и законов мира и правил поведения человека в нем.

— Хорошо, а чем тогда она отличается от знания?

— Знание требует постоянного доказательства любого утверждения. А вера не требует доказательств. Я верю, ибо это истинно. А истинно, потому что верю. Получается замкнутый круг, из которого человек не может выбраться, да?

— С точки зрения формальной логики — да. Но на самом деле в основе веры лежит способность человека воспринимать мир не только органами чувств тела, но и напрямую, своим сознанием и подсознанием, своей душой. И вот такое восприятие дает внутреннюю убежденность в истинности представляемой человеком картины мира. И эта убежденность лежит в основе веры. Я верую не потому, что это истинно, а потому, что я ощущаю, что это истинно. Есть разница?

— Но тогда получается, что человек нечто большее, чем обычно считается, что он связан с миром невидимыми нитями и может воспринимать его минуя тело?

— Так оно и есть. Жаль, что ты лишена способности видеть это. Вот и получается, что вера — это определенное виденье мира, подкрепленное внутренним убеждением в истинности этой картины. И вот создатель новой веры до определенного момента исповедовал определенную веру и не сомневался в ее истинности. Но потом появились сомнения. Он стал размышлять, более вдумчиво присматриваться к миру. И наконец понял, что на самом деле все не так. Эта картина не верна. А верна другая. И он создает новую веру.

— То есть, чтобы создать новую веру, нужно отринуть старую. Но тогда получается, что создатель новой веры с точки зрения старой — неверующий, безбожник, а с точки зрения новой веры — язычник, отринувший одну веру и принявший другую.

— Ты очень точно сформулировала. И заметь, что создатель новой веры приобрел ценный опыт. В отличие от всех остальных он понял, что вера может быть ложной. А раз это случилось один раз, то, значит, это может случиться и второй. И вряд ли он сам верит в созданную им веру. Скорее, он уверен в ней, в ее истинности. Ведь для него новая вера это не результат озарения или чьих-то горячих проповедей, а результат критического осмысления старой веры и вдумчивого изучения мира. То есть для него вера — это знание, которое он и начинает нести людям, разъясняя его, а не проповедуя.