Наоми Митчисон - Иди легко. Повесть о Халле - приемыше драконов

Они нашли большой плоскодонный речной корабль, и он сам обо всем выгодно договорился, не забыв про место для Халлы. Вскоре корабль загрузили, оттолкнули шестами от причала и медленно вывели на середину реки. Хитрые крысиные глазки наблюдали за отплытием с берега.

Они плыли вверх по реке, ловя попутный ветер тяжелыми квадратными парусами, но основную работу выполняли рабы, гребя против течения с восхода до заката. Халла жалела рабов и пробовала разговаривать с ними, произнося слова, которые они с трудом узнавали и вспоминали, но Таркан-Дар спокойно смотрел на измученных и избитых. Жалость в нем словно умерла.

Они доплыли до Киева, который она еще помнила. Там два князя воевали между собой. Какой-то человек пришел на корабль и долго говорил с капитаном, а потом стал просить Таркан-Дара пойти в войско своего князя за хорошую плату. При этом было налито и выпито много вина. Таркан-Дар говорил таким голосом, какого Халла от него ни разу не слышала. Наконец, он выкрикнул ее имя, она подошла, и он спросил ее, должен ли он вступить в войско Киевского князя и драться с его врагами?

— За что драться? — спросила Халла.

Человек нетерпеливо сказал, что драться надо с бунтовщиками, которых необходимо разгромить, пока они не стали сильными.

— А ваш князь — справедливый правитель? — опять спросила Халла.

Человек снова открыл рот, но Таркан-Дар вдруг изменился в лице и заговорил обычным голосом.

— Я забыл, — сказал он. — Я христианин.

— Но наш князь тоже христианин, — сказал человек. — Он построил величайший храм, чудо света.

— Я забыл, — сказал Таркан-Дар. — Мне надо ехать дальше, я остаюсь на корабле.

Человек разозлился и сошел на берег, бранясь и крича, что это им так не пройдет. Но Таркан-Дар словно его не слышал.

На следующий день они поплыли дальше, он хмурился и разговаривал мало. Вечером он попросил у нее разрешения поспать под ее плащом, ибо сомневался, что поступил правильно, может быть, Бог пошлет ему сон и даст совет. Халле это совсем не понравилось, но она согласилась дать ему плащ на одну ночь, а сама выспалась под его плащом. Утром он отдал ей темно-синий лоскут.

— Ты видел сон? — спросила она.

— Он пахнет тобой! — сказал он и странно посмотрел на нее.

— Это же моя шкура! — сказала она и потянула плащ к себе, потому что в эту минуту думала совсем по-медвежьи.

После этого они спокойно, как и раньше, утром и вечером вставали на колени молиться. Иногда вместе с ними молились другие христиане с корабля. Но с Киотом и Родином было по-другому. А корабль с каждым днем уносил их все дальше на север.

Наконец, они доплыли до места, где река стала совсем узкой. Здесь корабль разгрузился. Купцы с капитаном стали продавать то, что привезли с юга, товары из Византии и еще более дальних стран, вино, оливки, сушеные фрукты, ткани, стеклянную посуду, кувшины и чаши, мелкие предметы из золота и бронзы. Потом корабль снова загрузили шкурами, зерном, шерстью и товарами с далекого севера. Особенно ценился янтарь. Капитан показал ей, как кусок янтаря, если его потереть, притягивает мошку и может даже проглотить, — вон в середине другого куска мертвая мошка.

— Как воля Божья, — сказал Таркан-Дар, но Халла не поняла, что он хотел сказать.

Кораблю пора было поворачивать назад, на юг, в Ольвию, где он разгрузится, портовые крысы переметят товар, потом его снова погрузят и повезут за море, в Мароб и Византию. А те грузы, которые надо доставить на восток, будут переправлены на лодках по мелким рекам и по суше, и надо спешить, потому что подходит осень, скоро зима, когда много снега, медведи спят и никто никуда не ездит.

У Таркан-Дара еще оставались деньги, потому что остальные при расставании отдали ему почти все, что у них было. Это были греческие деньги, золотые, с маленьким уродливым изображением Порфирородного, здесь их взвешивали на весах, внимательно следя с двух сторон, чтобы все было честно. На эти деньги они наняли лошадей и отправились дальше с караваном, останавливаясь в каждой деревне. Таркан-Дар, как умел, говорил с мужчинами об оружии, войнах, охоте, местных обычаях, о Хольмгарде, где были суровые законы, но соблюдалась справедливость и спокойствие и никто не смел нарушать данного слова. Если бы Халла переводила, разговаривать было бы легче, но он ее об этом теперь очень редко просил, и она большую часть пути ехала позади мужчин и разговаривала сама с собой или с кем попадется.

Местные лошади, с которыми обращались, как со скотом, передавали из рук в руки и заставляли тяжело работать, были неразговорчивы, да и рассказывать им было не о чем. Кое-какие новости были у журавлей и цапель, кружащих над равнинами. Иногда им встречались вечно занятые бобры, не склонные к легкомысленным разговорам. Их сокровищем были бревна, и все их мысли были направлены на то, как их добывать.

Один раз Халла встретила маленького василиска, дремлющего в сухой траве. Она осторожно потянула его за хвост, и он проснулся, скосил глаза и уставился на нее, но то ли чары у него были слабые, то ли еще что, на Халлу его взгляд не подействовал. Он пожаловался ей на здешний климат, и она посоветовала ему полететь на юг, где жаркое солнце. Тогда он стал жаловаться на то, что там, где он раньше гулял, теперь полно людей, что мужчины и женщины перестали уважать василисков, и даже в Египетских Пустынях завелись отшельники, которые научились заговаривать им глаза сразу на несколько дней. И василиск потянулся одним крылом так, что на Халлу нахлынули давние воспоминания, и она спросила его, не видать ли на севере драконов.

— Одни саламандры, — грустно ответил василиск. — Никого огнедышащего.

Халла не очень ему поверила, потому что василиски хорошо видят только своих врагов, а на остальное не смотрят, но ей так хотелось узнать хоть какую-нибудь драконью новость!

Если она слишком сильно отставала, мужчины оборачивались и громко звали ее. Когда она сказала Таркан-Дару о василиске, он расстроился и почти рассердился на нее. По-видимому, он не хотел, чтобы она оказалась из тех женщин, которые разговаривают с василисками. После этого она до конца дня смирно просидела в седле.

Каждый день теперь приближал их к Хольмгарду. Каждый вечер они приезжали на новое место, расседлывали лошадей, поили их и привязывали на ночь, разводили костры, готовили ужин. Иногда им удавалось переночевать под навесом, построенном для путников, чаще они спали под открытым небом. Ночью вокруг них выли дикие звери, чуя еду, переговариваясь:

— Нападем? Осмелимся?..

Люди по очереди сторожили лагерь. Однажды ночью Таркан-Дар убил волка. Но больше, чем волков, путешественники боялись других людей, острых стрел и ножей в ночи.