Роберт Сильверберг - Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

— Согласна, нам нечего бояться его. Но мы можем использовать его, Фараатаа. И это то, что я намерена сделать.

— Каким образом?

— Ты знаешь, что он мечтает прийти к соглашению с нами.

— Я знаю,— сказал Фараатаа,— что он вошел в Пиурифаину с глупой надеждой провести переговоры с тобой, и ты разумно уклонилась от встречи с ним.

— Он пришел добиваться дружбы, правильно. И действительно я уклонилась от встречи с ним. Мне нужно было узнать о твоих намерениях прежде, чем я смогу начать с ним переговоры.

— Теперь ты знаешь мои намерения.

— Знаю. И я прошу тебя прекратить распространение этих эпидемий и поддержать меня, когда я буду встречаться с Коронованным. Твои действия угрожают моим целям.

— И что это за цели?

— Лорд Валентайн отличается от других Коронованных, которых я знала. Как ты говоришь, он святой глупец, мягкий человек, не терпящий кровопролития. Его отвращение к войне делает его сговорчивым и управляемым, я намерена получить от него такие уступки, какие нам не дал бы ни один из предшествовавших Коронованных. Право снова поселиться в Альханроеле… Снова владеть священным городом Велализьером… Представительство в правительстве… Полное политическое равенство — короче, участие в жизни Маджипуры.

— Лучше полностью все разрушить и поселиться там, где мы захотим, не спрашивая ни у кого разрешения!

— Но ты должен понимать, что это невозможно. Ты не можешь ни выселить с этой планеты двадцать миллиардов жителей, ни истребить их. Что мы можем сделать, так это заключить с ними мир. А в Валентайне гарантия благоприятной возможности мира, Фараатаа.

— Мир! Какое отвратительное, лживое слово! Мир! О, нет, Данипиура, я не хочу мира. Я заинтересован не в мире, а в победе. И победа будет за нами.

— Победа, которую ты жаждешь, станет гибелью для всех нас,— ответила Данипиура.

— Думаю, нет. Мне кажется, твои переговоры с Коронованным не приведут тебя никуда. Если он пойдет на те уступки, о которых ты намерена просить, его собственные принцы и герцоги сбросят его и заменят более безжалостным человеком, и тогда где мы окажемся? Нет, Данипиура, я должен продолжить свою войну, пока Неизменчивые полностью не исчезнут из нашего мира. Что-либо другое означает продолжение нашего рабства.

— Я запрещаю это.

— Запрещаешь?

— Я Данипиура!

— Ну и что с того? Я Король Который Есть, обо мне говорилось в пророчествах. Как ты можешь запретить мне что-либо? Сами Неизменчивые дрожат передо мной. Я уничтожу их, Данипиура. И если ты будешь мне противиться, я уничтожу также и тебя.

Он поднялся и взмахом руки опрокинул нетронутый кубок с вином, разлив его содержимое по столу. В дверях он остановился, оглянулся и быстро обрел форму, известную как Река, жест демонстративного неповиновения и презрения. Тут же вернул свою форму.

— Война будет продолжаться,— сказал он.— Пока я разрешаю тебе оставаться в твоей должности, но я предупреждаю тебя не делать изменнических приближений к врагу. Что касается святого лорда Валентайна, он поплатится жизнью. Его кровь послужит для очищения Стола Богов в День освящения Велализьера. Остерегайся, Данипиура! Или я пролью твою кровь с этой же целью.

— Коронованный лорд Валентайн находится у своей матери Леди во Внутреннем Храме,— сказала иерархиня Талинот Эсулда.— Он просит вас отдохнуть здесь, этой ночью, в королевском доме в Нуминоре, принц Хиссун, и явиться к нему утром.

— Как будет угодно Коронованному,— сказал Хиссун.

Он смотрел мимо иерархини на огромную белую стену Первого Утеса, вздымающегося над Нуминором. Она сияла с такой же ослепительной яркостью, как само солнце. Когда Остров впервые показался на горизонте несколькими днями раньше, на пути из Альханроеля, он вдруг заметил, что прикрывает глаза от этого режущего света и вообще смотрит в сторону, а стоявшая рядом Элзинома в ужасе отвернулась и воскликнула:

— Никогда не видела ничего столь же яркого! Мы ослепнем, если будем смотреть туда!

Теперь, с близкого расстояния, белый камень не был таким ослепляющим, свет его казался мягче и напоминал, скорее, сияние луны, нежели солнца.

Прохладный свежий ветер дул с моря. Тот самый ветер, который так быстро гнал его судно от Алазора до Острова, но не смог обуздать растущее в нем день ото дня нетерпение. Это нетерпение одолевало его и сейчас, когда он прибыл во владения Леди. Хотя он понимал, что должен быть терпеливым и приспособиться к неторопливым ритмам Острова и его хозяйки, иначе ему не удастся выполнить те задачи, которые стояли перед ним.

И в самом деле, он чувствовал эти мягкие ритмы, поселившиеся в нем, когда иерархини повели его по тихому маленькому портовому городку к королевскому дому, известному как Семь Стен.

"Чары Острова чрезвычайно сильны", — подумал он. Это было спокойное, безмятежное, тихое место, свидетельствующее о присутствии Леди. Смятение, разрушающее Маджипуру, здесь ему казалось нереальным.

Тем не менее в эту ночь Хиссун никак не мог уснуть. Он лежал в восхитительных покоях, обитых великолепной тканью глубоких цветов древнего узора, где, может быть, до него спали Великий лорд Конфалюм или Престимион, или сам Стиамот, и ему казалось, что эти древние короли все еще парили поблизости, переговариваясь друг с другом шепотом, и то, что они говорили, было насмешкой над ним: выскочка, щеголь, надутый индюк. "Это только шум прибоя о крепостные стены",— сердито говорил он себе. Но сон по-прежнему не приходил, и чем усерднее он искал его, тем более тот от него удалялся. Он встал и прошелся по комнатам, вышел во двор, надеясь разбудить какого-нибудь слугу, который мог бы дать ему вина, но не встретил никого и спустя некоторое время вернулся в свою комнату и снова закрыл глаза. На этот раз ему показалось, что он почувствовал, как, Леди легко дотронулась до его души, почти сразу: не послание, совсем другое, только лиши касание, слабое, как дыхание над его душой, мягкое — Хиссун, Хиссун, Хиссун, которое успокоило его в легком забытьи, потом глубже, глубже, вне досягаемости снов.

Наутро стройная величавая иерархиня Талинот Эсулда пришла за ним и Элзиномой и повела их к подножию большого белого утеса, где стояли в ожидании сани-плавуны, чтобы унести их на верхние террасы Острова.

Подъем по отвесной стене Первого Утеса внушал страх — вверх, вверх и вверх, как будто во сне. Хиссун не смел открыть глаза, пока сани не остановились, ударившись о землю. Тогда он оглянулся и увидел освещенное пространство моря, простирающегося до далекого Альханроеля, и две изогнутые косы Нуминорских волнорезов прямо под собой. Плавун-фургон повез их через покрытые лесами плато на вершину, к основанию Второго Утеса, который так круто взмывал вверх, что, казалось, заслонял все небо. Здесь они остались ночевать в домике на Террасе Зеркал, где массивные плиты из отшлифованного черного камня поднимались от земли, как таинственные древние идолы.