Роберт Сильверберг - Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

Потом снова вверх к самому высокому и самому сокровенному утесу, на тысячи футов от уровня моря, здесь находилось святилище Леди, На вершине Третьего Утеса воздух был поразительно чистым, так что предметы, находящиеся за много миль, были видны, словно в увеличительное стекло.

Неизвестные Хиссуну огромные упитанные красные птицы с громадными черными крыльями лениво кружились высоко над головой. Снова Хиссун и Элзинома пошли к центру плоской вершины Острова, проходя террасу за террасой, пока, наконец, не остановились. Простые здания из белого умытого камня были разбросаны в кажущемся беспорядке среди садов необыкновенной чистоты и спокойствия.

— Это Терраса Обожания,— сказала Талинот Эсулда,— вход во Внутреннюю Обитель.

Они спали этой ночью в тихом уединенном домике, приятном и скромном, со своим мерцающим бассейном и укромным садом, огражденным вьющимися стеблями лозы, которые переплетались, образуя непреодолимую стену. На рассвете слуги принесли им охлажденные фрукты и запеченную рыбу, и вскоре после того, как они поели, появилась Талинот Эсулда. С ней была другая иерархиня, грозная, с пронзительным взглядом седовласая женщина. Она приветствовала их обоих, но по-разному: отдала Хиссуну салют, подходящий для принца Горы, но сделала это как-то невнимательно, почти небрежно, а потом повернулась к Элзиноме и, сжав обе ее руки в своих и задержав их так, тепло и участливо заглянула в глаза. Когда она, наконец, отпустила руки Элзиномы, то сказала:

— Я приветствую вас обоих на Третьем Утесе. Меня зовут Лоривада. Леди и ее сын ожидают вас.

Утро было холодным и туманным, сквозь низкие облака едва пробивался намек на солнечный свет. В одной цепочке, Лоривада впереди, Талинот Эсулда позади, не произнося ни слова, они прошли через сад, где каждый листик поблескивал капельками росы, пересекли мостик из белого камня, изогнутый такой хрупкой дугой, что казалось, он может рассыпаться даже от самых осторожных шагов, ступили на широкое травяное поле, в конце которого находилась Внутренняя Обитель.

Хиссун никогда не видел более красивого здания. Оно было построено из того же полупрозрачного белого камня, как и мост. В его центральной части находилась низкая ротонда с плоской крышей, от которой отходили на равном расстоянии, словно лучи звезды, восемь длинных узких галерей. Не было никаких украшений, все было чистым, строгим, простым, безупречным.

Внутри ротонды, просторной комнаты из восьми стен с восьмиугольным бассейном в середине, их ожидали лорд Валентайн и женщина, которая, конечно же, и была его матерью, Леди.

Хиссун застыл на пороге, переполненный смущением. Он переводил взгляд с одного на другую в замешательстве, не зная, которой из этих Сил он должен первой выразить свое почтение. Леди, решил он, следует отдать предпочтение. Но в какой форме должен он засвидетельствовать свое уважение? Он, конечно, знал знак Леди, но нужно ли отдавать этот знак самой Леди, как отдают знак лучистой звезды Коронованному, или это было совершенно бестактно? Хиссун не мог придумать. Его никто не учил, как надо приветствовать Леди Острова.

Все-таки он повернулся к ней. Она выглядела более старой, чем он ожидал. Лицо в глубоких морщинах, волосы с густой проседью, под глазами запутанная сеть тонких линий, Но улыбка — яркая, теплая и светящаяся, как полуденное солнце, красноречиво говорила о ее энергии и силе: в этом удивительном ощущении тепла Хиссун почувствовал, как быстро тают его страхи и сомнения.

Он опустился было перед ней на колени, но, казалось, она почувствовала его намерение, прежде чем он мог двинуться, и остановила быстрым, коротким покачиванием головы. Вместо этого Леди протянула ему руку. Хиссун, поняв каким-то образом, чего от него ждут, легко коснулся кончиками пальцев ее рук и получил такой ошеломляющий, потрясающий приток энергии, что отпрыгнул бы назад, если бы не держался так натянуто и осторожно. И от этого внезапного импульса он почувствовал в себе зарождение волны новой уверенности, мощи, уравновешенности.

Потом он повернулся к Коронованному.

— Милорд,— прошептал он.

Хиссун был удивлен и встревожен изменением во внешности лорда Валентайна с тех пор, как он видел Коронованного в Лабиринте, в начале его злополучного крестного хода. Тогда лорд Валентайн был в тисках ужасного утомления, но все равно его черты выражали внутреннее свечение, неподавляемую радость, которую не могла скрыть никакая усталость. Теперь — нет; жестокое солнце Сувраеля сделало темной его кожу и обесцветило волосы, придав ему необычно свирепый, почти варварский вид. Его глаза были непостижимыми, покрытыми дымкой, лицо — суровым и морщинистым. Он казался совершенно незнакомым; мрачный, напряженный, отдаленный.

Хиссун начал делать знак лучистой звезды, но лорд Валентайн нетерпеливо отмахнулся и, шагнув вперед, схватил руку Хиссуна, крепко сжав ее. Это тоже настораживало: Коронованному не пожимали руку, И от прикосновения его рук Хиссун снова почувствовал текущий в него поток. Но эта энергия, в отличие от той, что шла от Леди, оставила его встревоженным, несобранным, неспокойным.

Когда Коронованный отпустил его, Хиссун отступил назад и кивком подозвал Элзиному, которая неподвижно стояла у порога, как будто она окаменела от вида двух Сил Маджипуры в одной комнате. Хриплым, низким голосом он сказал:

— Милорд… Добрая Леди… Я прошу вас приветствовать мою маму, леди Элзиному…

— Достойная мать такого достойного сына,— сказала Леди. Это были первые слова, которые она произнесла, и ее голос показался Хиссуну самым прекрасным, какой он когда-либо слышал: богатый, спокойный, мелодичный.— Подойди ко мне, Элзинома.

Вырвавшись из своего полуобморочного состояния, Элзинома пошла по гладкому мраморному полу, Леди тоже шла к ней, так что они встретились у восьмиугольного бассейна в центре комнаты. Здесь Леди обняла Элзиному крепко и тепло прижала к себе, и когда, наконец, две женщины разъединились, Хиссун увидел, что его мать, казалось, долгое время пробыв в темноте, вышла на яркое солнце. Ее глаза светились, лицо пылало, в ней не было ни намека на робость или благоговейный страх.

Она посмотрела на лорда Валентайна и начала делать знак лучистой звезды, только чтобы получить, как до этого Хиссун, отрицательный жест Коронованного, вытянувшего ладонь и сказавшего:

— Это не обязательно добрая леди Элзинома.

— Милорд, это мой долг! — ответила она твердым голосом.

— Нет. Сейчас — нет.— Коронованный улыбнулся впервые за это утро.— Все эти жесты и поклоны существуют для общественного показа. А здесь нет необходимости в такой демонстрации.

Затем, обращаясь к Хиссуну, он сказал: