Роберт Сильверберг - Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

— Кого именно других?

— Ты их знаешь, Валентайн.

— Которых других?

— Дивиса,— сказала она после некоторого колебания,— и маленьких лордов, и рыцарей его фракций. И других. Герцог Халансы говорил обо мне насмешливо одной из моих фрейлин. Халансы, Валентайн, из твоего рода! Принц Манганот из Банглекоды. Есть и еще.— Она повернулась к нему, и он увидел страдание в ее глазах — Я придумываю все это? Или я слышу шепот, когда это только шорох листвы? О, Валентайн, иногда мне кажется, что они правы, что Коронованный не должен жениться на простолюдинке. Я не из их среды. И никогда не буду. Милорд, я, должно быть, приношу столько горя тебе…

— Ты моя радость и ничего, кроме как радость. Спроси Слита, каким было мое настроение на прошлой неделе, когда я был в Лабиринте, и каким я стал с тех пор, как ты присоединилась к нашему каравану. Спроси Шанамира… Тунигорна… любого… вообще любого…

— Я знаю, любимый. Ты казался таким серым, таким печальным в день, когда я приехала. Я едва узнала тебя с этим нахмуренным сердитым взглядом.

— Несколько дней рядом с тобой излечивают меня от всего.

— И все же, я думаю, ты еще не совсем в себе. Может, это все еще Лабиринт так действует на тебя? Или, возможно, это пустыня угнетает тебя? Или развалины?

— Нет, думаю, что нет.

— Что же тогда?

Он изучал ландшафт за окном плавуна, замечая густеющую зелень, постепенное приближение деревьев и травы, когда земля становилась все более холмистой. Это должно было радовать его больше. Но на душе была тяжесть, которую он не мог скрыть.

После паузы он сказал:

— Сон, Карабелла… это видение, это предзнаменование — я никак не могу избавиться от этих мыслей. О, что у меня за страница в истории? Коронованный, который потерял свой трон и стал жонглером и вернулся на трон, а после глупо правил и позволил миру свалиться в хаос и безумие. О, Карабелла, Карабелла, это то, что я делаю? После четырнадцати тысяч лет стану последним Коронованным? Останется ли кто-нибудь, кто хотя бы напишет мою историю, как ты думаешь?

— Ты никогда глупо не правил, Валентайн.

— Разве я не слишком мягок, слишком спокоен, слишком желаю примирить обе стороны в споре?

— Это не есть недостаток.

— Слит думает иначе. Слит думает, что моя боязнь войны, любого насилия выводит меня на неверный путь.

— Но войны не будет, милорд.

— Этот сон…

— Мне кажется, ты воспринимаешь этот сон слишком буквально.

— Нет,— сказал он,— такие разговоры дают мне только слабое утомление. Тизана и Делиамбер соглашаются со мной, что мы стоим на грани какого-то большого несчастья, возможно, войны. И Слит убежден в этом. Он решил, что метаморфы собираются восстать против нас, священная война, которую они готовили, как он говорит, семь тысяч лет.

— Слит слишком кровожаден. И у него безрассудный страх к формодеям с юных лет. Ты знаешь это. Когда мы взяли обратно Замок восемь лет назад и обнаружили, что в нем полно изменивших внешний вид метаморфов, было ли это просто иллюзией?

— То, что они хотели сделать тогда, в конце концов закончилось неудачей, не так ли?

— И они никогда не попытаются снова?

— Если твоя политика будет успешной, Валентайн…

— Моя политика! Какая политика? Я тянусь к метаморфам, а они ускользают от меня. Ты знаешь, что я надеялся взять с собой полдюжины вождей метаморфов, когда мы ехали в Велализьер на прошлой неделе. Чтобы они могли посмотреть, как мы реставрировали их священный город, увидеть богатства, которые мы нашли, и, возможно, забрать самые святые предметы с собой в Пиурифаину. Но я не получил от них ответа, даже отказа, Карабелла.

— Ты знал, что раскопки Велализьера могут вызвать осложнения. Возможно, они возмущены самим нашим присутствием в этих местах, не говоря уже о попытках восстановить его. Разве не ходит легенда, что они планируют перестроить его сами когда-нибудь?

— Да,— сказал Валентайн угрюмо.— После того, как они захватили контроль над Маджипурой и вытеснили всех нас из своего мира. Так однажды сказал мне Эрманар. Хорошо, может быть, приглашение их в Велализьер было ошибкой. Но они проигнорировали все другие мои попытки примирения. Я пишу их королеве Данипиуре в Илиривойн, и если она вообще отвечает мне, то письмом в три предложения, холодных, формальных, пустых… — Он глубоко вздохнул.— Довольно всех этих страданий, Карабелла! Войны не будет. Я найду способ пробиться через ту ненависть, которую испытывают к нам формодеи, и перетащу их на свою сторону. А что касается лордов Горы, которые пренебрежительно относятся к тебе, если это на самом деле так, я прошу тебя не обращать на них внимания. Презирай их в ответ. Что тебе Дивис или герцог Халансы? Дураки, вот все, что они есть.— Валентайн улыбнулся.— Я скоро дам им побеспокоиться о худших вещах, любимая, чем происхождение моей супруги.

— Что ты имеешь в виду?

— Если они возражают против того, чтобы супругой Коронованного была простолюдинка,— сказал Валентайн,— как они будут чувствовать себя, если их Коронованный будет простолюдином.

Карабелла посмотрела на него в замешательстве:

— Я ничего не понимаю, Валентайн.

— Ты поймешь. Со временем ты поймешь все. Я намерен произвести такие изменения в мире, о, любимая, что когда будут писать историю моего правления, если Маджипуре не суждено погибнуть, то чтобы эта история была написана, им понадобится не один том для этого, я обещаю тебе. Я сделаю такое… такое, от чего затрясется земля… — Он засмеялся.— Что ты думаешь, Карабелла? Слушай мою напыщенную речь! Добрый лорд Валентайн с мягким сердцем переворачивает мир вверх дном! Способен ли он на такое? Способен ли он действительно это сделать?

— Милорд, ты интригуешь меня! Ты говоришь загадками.

— Возможно, это так.

— Ты не дашь мне ключ к ответу?

После короткой паузы он сказал:

— Ответ к загадке, Карабелла, это Хиссун.

— Хиссун? Твой уличный мальчишка из Лабиринта?

— Уже не уличный мальчишка. Теперь это боевое оружие, которое я направляю в сторону Замка.

Она вздохнула:

— Загадки, еще больше загадок!

— Это привилегия короля — говорить загадками.— Валентайн притянул ее к себе, слегка прикоснувшись губами к ее губам.— Позволь мне это маленькое снисхождение. И…

Плавун внезапно остановился.

— Эй, посмотри! Мы приехали! — закричал он.— Вот и Насимонте! И… помилуй, леди, мне кажется, что нас пришли приветствовать полпровинции.

Караван остановился на широкой луговине с короткой густой травой, настолько головокружительно зеленой, что она казалась какого-то другого цвета и необъяснимого оттенка из другого края спектра. Под сверкающим полуденным солнцем уже шло великое празднество, которое, должно быть, растянулось на мили: десятки тысяч людей устроили карнавал на всем обозримом пространстве.