Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать

Руки тряслись, и кубок пришлось поставить, чтобы не расплескать. Да и очень хотелось запустить им со всей дури в ближайшую стену, чтобы грохнуло как следует.

— Ты разделишь судьбу господина, прав он или нет, — потому что клялся ему в верности. Ты не можешь выбрать. Я — могу. И я выбираю судьбу тех, кто пытается защитить меня, уж прости за то, как это звучит. Кроме меча есть еще слово. И души, нуждающиеся в молитве и утешении. Впрочем… думаю на крайний случай меч у тебя найдется. Пока я не рукоположен, Господь простит.

— Дурак.

— Какой уж уродился. — Эдгар подумал, что если бы взгляды в самом деле могли метать молнии, дом бы уже пылал.

— Спроси у отца Сигирика, — сдался наконец Рамон. — Он идет со своими. Меч найдется.

Отец Сигирик не возражал, и на следующее утро Эдгар вместе со священниками стоял на холме у герцогского шатра. У подножья разворачивалась армия, ржали кони, трепетали стяги. А по другую сторону поля выстраивались враги. Наверное, там тоже подходили к священникам (волхвам — поправил себя Эдгар) — просили благословения перед боем. Неподалеку Сигирик разговаривал с преклонившим колени рыцарем — тихо, как и полагается на исповеди. Лицо воина казалось знакомым, но герб на котте ни о чем не говорил — а может быть, просто Эдгар не мог вспомнить. Люди шли, один за другим, рыцари и простолюдины, а сам Эдгар никак не мог понять, что он здесь делает. Ну да, сам напросился — но зачем? Исповедать и причастить он не мог, пока не принял сан, помочь на службе — для этого есть мальчики. Поговорить? О чем он, отродясь не противоборствовавший ничему опаснее пера, мог говорить с теми, кто вскоре с оружием будет защищать оставшийся где-то позади город и этот холм со стягом герцога. И самого Эдгара.

Сигирик отпустил рыцаря, подошел ближе.

— Не волнуйся, сыне. К чему бояться тех, кто может убить тело, но не способен погубить душу?

— Я не волнуюсь. Просто… — Эдгар коснулся левой рукой меча, это успокаивало. Перевел взгляд на священника — тот, как и полагалось его сану, был без оружия.

— Это хорошо, что «просто». Господь не оставит.

Эдгар кивнул. Сигирика отвлек еще один рыцарь, и Эдгар снова остался один.

И снова приходилось только ждать. Эдгар опустился на колени. Неважно, сколько человек сейчас обращается к Господу. Он услышит. Не может не услышать.

Рамон в последний раз взглянул на холм. Где-то там был Эдгар, и это было хорошо. Насколько вообще хорошо может быть в подобной ситуации. Если дела повернутся плохо, может, парень и сумеет удрать. Если захочет. С него ведь станется упереться до конца — просто невероятно, как брат умудряется жить в каком-то своем мире, совершенно не имеющем отношения к реальности. И ладно бы был мальчишкой, как Хлодий, в этом возрасте простительно, так нет же. Рамон в последний раз вздохнул и выкинул мысли о брате из головы. Оглянулся на Бертовина.

— Где Хлодий?

— Исповедуется.

— Хорошо.

Пусть мальчик верит, пока может. Сам Рамон давно знал, что Бог не слышит. Как бы ни обернулось сегодня дело — это будет творением рук человеческих, и ничем иным. Пять сотен рыцарей со своими людьми, да отряд лучников в перелеске. Врагов было больше, много больше. И все же Рамон был уверен — лучше встретить противника в чистом поле, чем отсиживаться за стенами подобно крысам. В прошлую осаду жители ждали подмоги, которая так и не пришла. В этот раз помощи ждать будет неоткуда, разве что Бог явит чудо и два оставшихся корабля все же доплывут, третий уж точно на дне. Но в нежданные милости небес Рамон тоже давно не верил. Значит, победу придется взять самим, а не выйдет — все лучше, чем медленно дохнуть от голода.

Хлодий, легок на помине, вернулся, помог надеть шлем. Рамон встряхнулся, услышав звук горна.

— Все. По местам.

И пусть свершится то, чему суждено.

Господь услышал — иначе как объяснить снизошедшую в душу уверенность, что все будет так, как должно? Эдгар смотрел вниз, разыскивая взглядом Рамона или хотя бы его людей. Десяток, одетый в серебро и червлёнь [23] Серебро — в средневековой геральдике символизирует благородство, откровенность, а также чистоту, невинность и правдивость. Червлёнь — символизирует храбрость, мужество, любовь, а также кровь, пролитую в борьбе. , — казалось бы, трудно не увидеть. Но плотный строй представал собранием неразличимых цветных пятен, от которых рябило в глазах. Услышав горн, Эдгар подпрыгнул. Чистому медному голосу, словно смеясь, с другого конца поля ответил низкий звук рога. Войско двинулось. Но прежде, чем две железные стены столкнулись, из перелеска, где стояли лучники, полетели стрелы. И когда железо столкнулось с плотью, Эдгар понял, почему брат никогда не рассказывал о войне.

Стрелы изрядно проредили вражеский строй, но тот, кого приметил себе Рамон, остался в седле. Рамон ударил копьем, врага сбросило наземь, довершили дело копыта или нет, рыцарь не заметил — пришлось прикрываться щитом от меча еще одного чужака, оказавшегося рядом. Копье улетело за спину — Хлодий подберет и отступит назад, туда, где в относительной безопасности будут ждать оруженосцы — впрочем, где и когда в бою можно было говорить о безопасном месте? Рукоять меча легла в ладонь, клинок закружился, прорубая путь. Когда-то давно, когда Рамон был еще пажом, воспитатель герцога, седой и беззубый, частенько ругался — мол, не та война пошла, что в наше время, совсем не та. Виданное ли дело, вместо того чтобы считать доблесть по убитым врагам, брать пленников ради богатого выкупа. Что ж, с тех пор, похоже, все вернулось на круги своя. По крайней мере, в этой битве.

Сзади раздался предостерегающий крик. Рамон оглянулся. Увлекшись, он слишком оторвался от своих, и теперь его люди с трудом удерживали ломящихся с боков язычников. Рыцарь осадил коня, подаваясь назад. Наседавший воин обрадовался — ненадолго, Рамон достал его мечом. Врагов было много, слишком много, и строй медленно пятился. Бертовин охнув, покачнулся — на червлёни кровь выглядела темной.

— Давай назад, к Хлодию! — крикнул Рамон.

— Еще чего! — оскалился тот. — По ребрам полоснуло, до свадьбы заживет.

Спорить не было ни времени, ни сил. Рыцарь зарубил еще одного. Показалось ему или кричали где-то за спиной, там, где должно быть безопасно? Но оглядываться и высматривать уже тоже не было возможности, оставалось только рубить, и уходить от удара, и снова рубить.

Эдгар видел, как схлестнулись два строя, качнулись туда-сюда, подобно волне, а потом рыцари начали пятиться. Поначалу медленно, шажок за шажком. Строй прогибался, точно лук со слишком тугой тетивой, и, подобно тому же луку, все же сломался, прорвавшись в центре. И в прорыв понеслась волна, сметая на пути всех, — прямо туда, где редкими кучками стояли оруженосцы.