Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать

— Все равно… — повторил раненый. — Я могу сам… грех на душу не хочу. Помоги.

Эдгар затряс головой, беспомощно посмотрел на Сигирика.

— Выбирай сам, сын мой, — сказал тот. — Я не могу решить за тебя.

Взял из рук ученого сумку и побрел к следующему телу. Эдгар шагнул было вслед. Остановился.

— Прошу тебя…

Меч вошел в грудину с сухим хрустом — так скрипит снег под ногами морозной ночью. Эдгар долго стоял, глядя в ставшее разом безмятежным лицо. Вбросил в ножны кое-как оттертый от крови клинок и пошел догонять Сигирика.

Они остановились у обоза — там, где оставалась их телега. Тут же ждали двое раненых, отправленных вперед.

— Где Бертовин? — спросил Рамон.

— Сына ищет.

— Что с ним? — Безразличную одурь смахнуло вмиг.

— Ты не видел, что ли? Оруженосцев порубили. В центре прорвались, и…

— Всех?

Хоть бы у мальчишки хватило ума сбежать. Хотя Хлодий не побежит, это-то и плохо.

— Нет, до кого добраться успели. Сотню, наверное.

Рамон едва не застонал при мысли о недоученных мальчишках, попавших под клинки.

— Я искать.

— Погоди. Вон он.

И в самом деле, неподалеку показался Бертовин, несущий на руках сына — то ли бесчувственного, то ли мертвого, поди отсюда разбери. Рамон сорвался с места первым.

— Давай сюда, сам на ногах еле держишься.

Тот помотал головой.

— Сам.

— Жив? — спросил рыцарь, отступая.

— Вроде.

Бертовин опустил юношу на траву. Тот дернулся, застонал и открыл глаза.

— Живой, — выдохнул Рамон.

— Живой, — эхом повторил Бертовин, оседая рядом.

Хлодий обвел взглядом знакомые лица. Неуверенно улыбнулся.

— Я не побежал.

Рамон кивнул, посмотрел ему в глаза.

— Да. Ты не побежал и смог взять жизнь врага. Я горжусь тобой.

Юноша снова улыбнулся. Попытался было пошевелиться и застонал.

— Откуда ты знаешь про врага? — спросил Бертовин, пока Рамон освобождал рану от одежды.

— Его не добили.

Нога на первый взгляд выглядела жутко, но после внимательного осмотра стало ясно, что кость не задета. Кровь еще текла, но не так, чтобы дать повод для волнений.

— До свадьбы заживет. — Рамон выпрямился, вытирая руки. Негромко приказал: — Калите железо.

Пока разводили костер, перевязали Бертовина — рана и в самом деле оказалась неопасной — клинок прорубил кольчугу и скользнул по коже. Сломанное ребро не в счет, срастется. Так же как и рука еще одного раненого, которую уложили в лубки.

Рамон достал из огня клинок, подобранный на поле кем-то из его солдат.

— Держите.

— Не надо держать. — Хлодий не мог отвести взгляд от алого железа.

— Надо, — сказал Рамон. — И не вздумай терпеть. Ори во всю глотку.

Раскаленная сталь зашипела, войдя в рану, тошнотворно запахло паленым. Хлодий попытался было сдержаться — не вышло, зашелся в крике.

— Все. — Рыцарь отбросил клинок. — Теперь только перевязать.

Он оглянулся на своих людей.

— Поесть сготовьте.

На самом деле хотелось только упасть и спать. Но люди устали, им надо поесть и отдохнуть. Тем более что все равно дожидаться герольда с разрешением покинуть поле боя. Еще надо бы поискать Эдгара… хотя если не найдется, ничего страшного. Приехал со святошами, с ними же и обратно доберется.

— Все, — повторил Рамон. — Есть будешь?

Хлодий покачал головой.

— Тогда спи. Начнем собираться — разбудим.

Эдгар выбрался к их костру сам. Молча прошел между лежащих вповалку людей, сел рядом с братом. Рамон хотел было спросить, не голоден ли тот, пригляделся внимательней — и, не сказав ни слова, протянул флягу с вином. Удивительно, но отказываться ученый не стал, пил долго, взахлеб, точно воду. Наконец вернул флягу, обхватил колени, уставившись в костер.

— Я убил человека.

— Поздравляю, — негромко сказал рыцарь.

— Ты не понял. Я убил человека. Нашего. — Эдгар протяжно всхлипнул — воздуха не хватало, хотя слез не было. — Раненого. Он… у него живот был… и я…

Он не успел сообразить, как, а главное, когда вроде бы спокойно сидевший рядом брат развернулся и хлестнул по лицу. Успел только схватиться за горящую щеку и уставиться на Рамона.

— Ты воин или баба? — прошипел тот.

— Я ученый.

В голове звенело, то ли от вина, то ли от пощечины. Какого…

— Ты нацепил меч. Или веди себя как мужчина и не позорь оружие, или снимай его и ступай в обоз к бабам.

— Ты… — Воздуха снова не хватало, теперь от ярости. — Как ты смеешь?

— Смею, — ухмыльнулся тот. — И попробуй помешать.

Эдгар выругался — длинно и грязно, пожалуй, он сам не ожидал от себя подобных выражений. Поднялся, не отрывая взгляда от брата.

— Вставай.

Рамон не пошевельнулся.

— Вставай, и я набью тебе морду.

Тот посмотрел снизу вверх — пристально, очень внимательно. И улыбнулся. Совсем не так, как миг назад.

— Ну вот. Теперь ты похож на человека.

— Ты… — Ярость ушла так же стремительно, как накатила. Эдгар медленно сел. — Ты специально, что ли?

— Ага. — Рамон бросил брату флягу. — Был бы девицей, гладил бы по головке и утешал. Но ты ж не девица.

— Зараза… — По правде говоря, хотелось сказать много чего — но он и так уже наговорил такого, что пьяный матрос бы устыдился.

— Пей. Помогает, правда, не очень. Но хоть что-то.

Эдгар открыл флягу, принюхался. Скривившись, вернул брату.

— Напьюсь и усну. Мало вам раненых, придется еще и меня тащить.

— Одним больше — одним меньше, — хмыкнул Рамон. — Есть будешь?

— Нет.

— Будешь. Ты только что вылакал полфляги, не закусывая. Если не поешь — точно придется тело везти.

Эдгар вздохнул, взял протянутый братом хлеб и начал жевать.

Подошедший герольд говорил вроде негромко, но Бертовин, что дремал рядом с сыном, проснулся, а следом зашевелился и Хлодий.

— Буди людей, — сказал Рамон.

— Хорошо. — Бертовин помедлил. — Пошли кого-нибудь вторую телегу поискать, должно быть, найдется оставшаяся без хозяев. Хлодию.

Рамон покачал головой.

— Не подумал. В самом деле, на нашей покойники, его туда же не стоит.

— Просто тебе было бы все равно, — пожал плечами Бертовин. — А ему еще нет.

— Я не поеду в телеге. Я воин.

Хлодий попытался сесть — получилось, хотя лицо у мальчишки стало зеленым.

— Куда денешься, — хмыкнул Бертовин. — Пошел я искать.

— Не поеду, — повторил оруженосец.

— Сопли подотри, «воин». В седле не держится, а туда же!

— Уймитесь. Оба!

Рамон присел рядом с Хлодием. Мальчишка часто-часто моргал, прикусив губу, но глаз не опускал.

— Воин, — негромко сказал рыцарь. — Сядешь у меня за спиной. За пояс удержишься или привязать?

— Удержусь.

— Как знаешь. — Рамон встал, огляделся. — Чего застыли все? Собираемся.

Рамон сидел на шкуре у камина. Делать ничего не хотелось, думать тоже. Только сейчас он понял, насколько устал за последние месяцы: дорога, подготовка к походу — погреб и сейчас был набит едой, которую можно было просто сгрести в мешки и месяц кормить дюжину мужчин; найти и привести в порядок лошадей, чтобы слушались хозяев беспрекословно, причем не только поводьев, но и шенкелей; ввести в свет Эдгара, как бы тот ни сопротивлялся… И множество повседневных мелочей, которые неизбежно появляются у человека, имеющего право и смелость решать не только за себя.