Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать

Один из людей Рамона завалился набок с перерубленной ключицей. Еще один едва держался в седле — шлем хоть и спас жизнь, но голову не уберег. По-хорошему его надо было отправить в тыл, но и там творилось что-то непонятное. По-хорошему, надо бы приказать Бертовину проводить, да прихватить еще одного, отбросившего щит потому, что в нем застряло чужое копье, и теперь прижимавшего левую руку к боку — кто-то из врагов достал палицей. Кость сломана, как пить дать. Но за спиной уже тоже были враги, и оставалось только драться до последнего.

— Все, стоим здесь, — крикнул Рамон. — Раненых в середину.

И они встали. Насмерть.

Хлодий не поверил себе, когда увидел, как рассыпается строй, падают наземь рыцари, а кто-то и вовсе бежит, а следом, вопя и улюлюкая, мчатся язычники. Стоящий рядом парень — Хлодий его не знал, не успел познакомиться, — закрыл глаза, зашептав молитву.

— Дурак, давай в седло!

— Не поможет. — Подбородок мальчишки трясся. — Догонят.

Хлодий выругался — услышь отец, точно дал бы по губам, — взлетел на коня. «Догонят». Он и не собирался удирать. Не для того столько учили. В животе свернулся ледяной ком, но еще страшнее была мысль о том, какое лицо будет у господина, когда он узнает, что его оруженосец сбежал. И что скажет отец.

Хлодий перехватил поудобнее копье — конечно, он не рыцарь и никогда им не будет, но Рамон поймет. И поскакал туда, где, сбившись в кучку, стояли те, кто не побежал.

Он очень старался все сделать правильно — но копье сломалось, хрустнув сухой веткой, а враг хоть и пошатнулся, но удержался в седле. Только отбросил щит с засевшим обломком — вот и вся польза. И, оскалившись, повернул коня навстречу Хлодию. Тот отшвырнул то, что осталось от копья, и схватился за меч. Мельком подумал, что за сломанное оружие Рамон, пожалуй, выпорет. Если будет кого. А потом стало не до праздных размышлений. Язычник, с которым он сцепился, оказался матерым — и Хлодий едва успевал подставлять клинок, да уворачиваться. Даже сожалеть о том, что влез не в свое дело, было некогда. Только стараться оттянуть миг, когда все будет кончено, — а то, что этот миг настанет, было очевидным. Но рядом пытались драться такие же мальчишки, не пожелавшие убегать. А значит, и он не отступит. Хлодий блокировал очередной замах и все-таки ошибся — чужой клинок скользнул вдоль лезвия и опустился на бедро. Оруженосец почувствовал удар — боли поначалу не было, — увидел торжествующую ухмылку язычника и, уже заваливаясь набок, пырнул в живот. Враг сложился. Хлодий успел вынуть ноги из стремян, чтобы в них не запутаться, и тут боль догнала. Он схватился за раненое бедро, со всего размаху грохнулся оземь и потерял сознание.

Эдгар, вцепившись в рукоять меча, смотрел вниз. Похоже, скоро все будет кончено — и тогда останется только попытаться продать свою жизнь подороже. Он усмехнулся: слишком уж возвышенно и глупо это звучало. Но когда язычники доберутся сюда, он сможет хотя бы драться — а что делать тем, кто стоит рядом, безоружный? Он оглянулся на Сигирика — тот, опустившись на колени, молился.

Из перелеска снова засвистели стрелы — теперь они били в спину язычникам. А потом — Эдгар не поверил глазам — из того же леска вылетели всадники и ударили сбоку.

Рамон потерял счет времени — а убитых врагов он не считал никогда. Меч в руках наливался тяжестью, измочаленный щит грозил рассыпаться в щепки. Еще один из его людей лежал с разрубленной шеей. Остальные держались. Пока держались. Но кроме этого «пока» ничто не имело значения. Он заметил, что напор врагов стал слабее, свалил еще одного, приготовился схватиться со следующим, а тот вдруг развернул коня и помчался прочь. Рамон огляделся. По полю неслись всадники, над головами реял штандарт герцога.

— Все, — выдохнул рыцарь. — Кажется, все.

— Пошли добивать? — ухмыльнулся Бертовин.

— Какое тебе «добивать»? Бери раненых и назад. А мы мертвых подберем и следом.

— Ну вот, самое веселье отобрали, — буркнул тот. Стряхнул латную рукавицу, вытер лицо. Пошатнулся.

— Весельчак нашелся, — фыркнул Рамон. — Поезжай, кому сказал.

Он спешился, снял рукавицы и шлем. Ветерок коснулся взмокшего лба — стало зябко, несмотря на то, что вокруг было тепло. Один из солдат подхватил щит. Рамон кивнул, благодаря — вообще-то это должен был сделать Хлодий, но мальчишки что-то не было. Ищет, наверное, поди разбери, куда их отнесло в этакой-то каше. Рыцарь огляделся. Где-то здесь двое его людей. Точнее, тела его людей. Красное с серебром должно быть заметно посреди развороченной копытами травы. Так и есть. Рамон опустился на колени, закрыл мертвому глаза. Кивнул своим — те положили тело поперек седла бродившей поодаль лошади. Потом подобрали второго погибшего. Рамон вернулся в седло, послал коня вперед неспешным шагом. Внутри было пусто — как всегда после боя. Потом придет скорбь по погибшим и сожаление — не уберег, не успел, — навалится усталость… Но все это будет потом. Когда появятся силы чувствовать хоть что-то.

— Пойдем, сын мой. — Сигирик протянул суму. — Воины свое дело сделали, теперь наша очередь.

Эдгар кивнул — расспрашивать не хотелось — и послушно последовал за священником.

В старых миниатюрах поле боя рисовали сплошь покрытым телами. В жизни все оказалось не так — но не менее страшно. Взрытая копытами, перемешанная с землей трава. Кровь — вовсе не алая, а густого вишневого цвета. И люди. Много людей. Кто-то еще шевелился, кто-то уже не дышал. Они с Сигириком ходили по полю, и священник, не гнушаясь, собственноручно касался шеи каждого, проверяя, жив ли. Спокойно, не кривясь и не бледнея, перевязывал раны, доставая бинты из той самой сумки, что подал Эдгару. Принимал исповедь у тех, кто еще мог говорить, и разрешал от грехов бесчувственных.

— Грех убийства и смерть без покаяния, — негромко произнес Сигирик, когда они шли от одного тела к другому. — И все же я верю, что Господь не допустит вечных мук для тех, что защищают нас с оружием в руках. Тем не менее, поскольку пути Его неисповедимы, будем делать то, что должно. А Он рассудит.

Они снова остановились. Лежащий был в сознании, придерживал руками живот. С каждым вдохом из раны выпучивалось что-то мягкое, красно-сизое, шевелящееся. Раненый заправлял это обратно, но через миг все повторялось. Сигирик достал бинты.

— Не надо. — Человек облизнул сухие губы. — Все равно. Исповедуй, отче.

Эдгар шагнул в сторону, чтобы не слышать. Наконец священник поднялся.

— Пойдем.

— Погоди. — Раненый в очередной раз попытался заправить внутренности. — Ты носишь меч. Помоги.

Эдгар замер, не понимая, не желая понимать, что от него хотят.