Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты

Стоп! Ухо? Глаз? Дипольд вздрогнул, вспомнив вареного Мартина… Но нет, здесь совсем не то, здесь все не так. Фон Швиц, определенно, был при своих ушах и при своих очах. И оба его широко распахнутых глаза смотрели сейчас на Дипольда с нескрываемым восторгом. То были живые глаза, а не те холодные бесстрастные буркала, которые всаживает в чужие черепа и использует в своих целях Лебиус Марагалиус.

— Вы?! Ваша светлость?! Вы?! — будто не веря им, своим собственным глазам, снова и снова в великой радости твердил медвежий барон.

Дипольд, тоже шокированный и ошеломленный неожиданной встречей, изумленно пробормотал:

— Как, Людвиг? Как ты выбрался оттуда? Ведь големы!.. Оберландцы!..

— Везение, ваша светлость, или, скорее уж, милостивый Божий промысел! — улыбнулся фон Швиц, от чего его изуродованное лицо сделалось еще страшнее. — Чудо, одним словом! Видать, не пришел еще мой черед помирать. Видать, нужен еще я, грешный, для чего-то в этом мире. Последнее, что помню — как голем опрокидывает обломки повозки — ну, той, с которой ваша светлость изволили из бомбарды стрелять — и прет прямиком на меня. Тесак с добрую рогатину — в одной руке, булава — с бычью голову, да с огромными такими шипами — в другой. Я — навстречу. Ору, размахиваюсь своим мечом что есть сил, а ударить уже не успеваю. Так и не понял, чем же тварь эта магиерская меня достала — палицей своей, клинком или просто кулаком. Но приложила крепко. Хотя, наверное, только вскользь задела, а то бы не разговаривать мне сейчас с вами. Очнулся уже ночью. Шлем — вдребезги. Смят, развален. Забрало — сбито. Вся голова — в кровище. Левая сторона лица огнем горит. Вот, видите, шрамик остался на память…

Барон тронул пальцем «шрамик» — след от чудовищного удара, едва не снесшего пол-черепа. Продолжил:

— Сверху на мне еще и борт дощатый от повозки лежал. Широкий такой, тяжелый. В общем, то ли не заметили меня оберландцы, то ли за мертвого приняли. Добивать не стали.

— И что? — Дипольд аж подался вперед.

— А что!.. Выползаю, значит, я из-под досок. Осматриваюсь. Кругом трупы валяются да огни горят. То слуги маркграфские — пешие, конные, с телегами — поле боя осматривают. Оружие собирают и мертвецов в замок увозят — не иначе как к колдуну этому, Лебиусу. И вдруг вижу — неподалеку к колесу от повозки жеребец оберландский привязан. Хозяин где-то в стороне с факелом бродит, а конь — вот он, родимый, в узде, под седлом уже. Ну, я отвязал его быстренько да в сторонку отвел. Спустил в поводу — в обход огней. Через распадок тихонько провел — там, где лагерь наш стоял. А потом — поминай, как звали. Конек мне достался славный — и из Верхних Земель меня благополучно вывез, и нидербуржское приграничье я на нем успел миновать прежде, чем оберландцы дороги перекрыть успели…

— А мне вот с конем не повезло, — со вздохом прервал разговорившегося барона Дипольд. — Моего жеребца… твоего, вернее, подстрелили. Пешком пришлось из Оберландмарки выбираться. Потом в Нидербурге застрял. Насилу вырвался…

Барон понимающе кивнул:

— Да, я слышал, Чернокнижник захватил Нидербург первым. С него, мерзавец, начал. А уж после пало немало прочих остландских замков, крепостей и городков. Но то все поправимо. Главное, что вы живы-здоровы, ваша светлость.

Дипольд не ответил. Главное? Да, наверное, сейчас это главное. Покуда не свершена месть, умирать ему нельзя.

— Ну, а сейчас нам бы убраться отсюда, ваша светлость, — осторожно сменил тему разговора фон Швиц. — А то мало ли… Оберландцы нынче в этих краях тоже хозяйничают. И если за вами, не приведи Господь, погоня послана…

Дипольд кивнул:

— Делай, что считаешь нужным, барон.

Людвиг отдал несколько кратких приказов. Вокруг засуетились люди, спешно седлая коней.

Отряд барона оказался невелик. Пара десятков человек — не больше. Никто не носил гербов. Ни на ком вообще не было никаких опознавательных геральдических знаков. Однако лица некоторых воинов Дипольд смутно припоминал. Ну да! Гвардейцы отца. Лучшие бойцы, отобранные из ландскнехтов и рейтар. Бывшие наемники-головорезы. Вот откуда лиходейская ловкость и разбойничьи повадки, не свойственные благородным рыцарям.

Ратники фон Швица были вооружены не для боевых наскоков, а, скорее, для разведки. Простенькие кольчужки, открытые шлемы, небольшие щиты и мечи, короткие копья, легкие арбалеты… Ничего лишнего, ничего обременительного. Зато у каждого — по два коня. Один — верховой, оседланный. Второй — запасной. Не вьючный — загонный. Причем все лошади — как на подбор: крепкие, выносливые, способные скакать быстро и долго.

Вообще-то, вот так — скрытно, опасливо, налегке и небольшими, скорыми на подъем группками обычно действуют не на своей — на чужой территории.

— Как далеко Чернокнижник продвинулся в глубь остландских земель? — озабоченно спросил пфальцграф.

Фон Швиц помрачнел:

— Далеко, ваша светлость. Почитай, до Гейна его войска добрались.

— До Гейна?! — ужаснулся Дипольд. — А мой замок?

— Стоит… Стоял, когда мы мимо проезжали. Но не сегодня-завтра оберландцы подступят и к нему. Может быть, уже подступили. Может — взяли…

Дипольд скрежетнул зубами. В замке оставалось меньше полусотни воинов. Все прочие ушли за пфальцграфом в Верхнюю Марку. Даже если вооружить слуг и чернь, если согнать крестьян из ближайших окрестностей, наберется… Нет, слишком мало наберется народу, чтобы дать отпор оберландцам.

— Пострадал не только Остланд, — словно бы в утешение заметил Людвиг. — Соседним герцогствам и княжествам тоже достается. Не так сильно, правда, как нам, но…

— И что? — перебил, не дослушав, Дипольд. — Никто не в силах остановить Чернокнижника?

Барон вздохнул, покачал головой:

— Любую крепость, что стоит у него на пути, маркграф берет с ходу и практически без потерь. Гарнизоны-то в замках и бургах нынче небольшие…

Людвиг запнулся, отвел глаза. Дипольд понял недосказанное: нынче — значит, после бесславного оберландского похода.

— Впрочем, даже там, где хватает людей, сдерживать Альфреда нет никакой возможности, — добавил фон Швиц. — Вы же сами видели, на что способны бомбарды маркграфа. И големы, опять-таки…

— Видел, — угрюмо отозвался Дипольд.

Все верно: против дальнобойной разрушительной оберландской артиллерии, против механических рыцарей, которые голыми руками срывают подъемные мосты и секирами сносят ворота, не устоит ни одна цитадель.

— Что-нибудь еще известно, барон?