Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты

Сильные, но понурые, безнадежно уставшие кони с трудом переставляли ноги. Копыта месили чавкающую грязь, проваливались, увязали, оскальзывались. Часто приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу.

Жирный чернозем, пропахший прелой листвой, погаными грибами и затхлым болотом, облепляли ноги коней и покинувших седла людей, грязь обращалась неподъемной кандальной тяжестью. С поникших до земли сосновых лап и густой листвы, при малейшем сотрясении или дуновении ветерка, леденящими потоками низвергались вниз целые водопады.

— Ваш-светлсь! Ваш-милсь! — из зарослей и сплошной дождевой стены впереди вынырнул запыхавшийся дозорный. Да так внезапно!

Дипольд от неожиданности схватился за меч.

Остановились следовавшие позади всадники. Людвиг, тоже с мечом наголо, подъехал ближе.

Дозорный в нерешительности переводил взгляд с пфальцграфа на барона и с барона на пфальцграфа, не зная, кому докладывать об увиденном.

— Что стряслось? — Дипольд задал вопрос первым.

— Оберландцы, — кратко сообщил дозорный. — Впереди. На тракте.

— Много? — Дипольд подался вперед.

— С десяток человек. Еще десятка два полонян. Все пленные — на цепи. Скованы друг с другом. С ними — две крытые повозки. Видимо, отстали от обоза. Дорогу сильно размыло, и обе увязли по самую ось. Одна большая — о шести колесах. Судя по всему, с големом. Вторая — меньше. Похоже, ядра в ней для оберландских бомбард.

Пфальцграф и барон переглянулись.

— Свернем, ваша светлость? — предложил фон Швиц. — Обойдем стороной?

— Не спеши, Людвиг. — Дипольд с хищной улыбкой погладил мокрую рукоять меча.

— Поймите меня правильно, — встревожился фон Швиц. — У меня самого руки чешутся — спасу нет. Но сейчас рисковать никак нельзя. Вам нужно во что бы то ни стало выбраться отсюда. Вам следует встретиться с отцом.

— Я сам буду решать, что мне делать, барон, — раздраженно мотнул головой Дипольд. — И что делать вам — отныне тоже решаю я. Или ты имеешь что-то против?

Людвиг уныло покачал головой.

— К тракту! — бросил через плечо пфальцграф ожидавшим позади всадникам.

И — тронул коня. Барон поспешил следом.

— Ваша светлость, — вздохнул фон Швиц, — все-таки это…

— Что? — Дипольд даже не взглянул на собеседника. — Безумие? Глупость?

— Нет, но это…

— Это приказ, барон. Я потерял замок. Чернокнижник должен лишиться голема. Изволь выполнять!

Оберландские повозки действительно засели основательно. Особенно та, большая, которая о шести колесах. Провалившиеся в жидкое месиво колеса, увязшие оси… Высокие борта заляпаны грязью. Толстое днище, укрепленное железными полосами, почти оседлало бурлящие потоки. Сверху натянута и обмотана цепями темная, неопределенного цвета — то ли промасленная, то ли просмоленная — рогожа, оберегавшая груз от влаги. Вторая повозка — под белым покровом — тоже не двигалась с места.

Вокруг этого небольшого, намертво застрявшего в грязевых хлябях обоза суетились охранники. Все верно: ровно десять человек. Немало, но и не так уж чтоб очень много. Особенно если учесть, что верховых и при оружии всего двое. Закутавшись в плащи, оба несли стражу у размокших обочин. Сторожила, впрочем, эта парочка из рук вон плохо: видимо, в такую погоду никто здесь не ждал нападения.

Остальные оберландцы, побросав оружие на возы и привязав боевых коней к тягловым упряжкам, с криками и руганью пытались выдернуть повозки из грязи.

Вытягивали их, впрочем, не только лошадьми. Пожалуй, даже не столько ими. Людьми — тоже. В первую очередь — людьми. Пленными. Скованными одной длинной цепью. Вереница пленников была вместе со скотиной впряжена в шестиколесную платформу.

По лошадиным крупам и голым согбенным человеческим спинам вовсю гуляли плети. Люди и кони выкладывались полностью. Тянули неподъемный груз, оскальзовались, падали, с головой окунаясь в бурлящие мутные потоки, поднимались снова, и снова — тянули. Повозка с големом дергалась, раскачивалась на месте, но выбраться из вязкой грязи не могла. И от того стражники ярились еще больше. Оберландцы стегали плетьми наотмашь, без устали, без разбора — людей, скотину…

Вражеские дозорные, вместо того чтобы смотреть по сторонам, хмуро взирали на безуспешные потуги своих соратников. Справиться с охраной было сейчас проще простого.

— Пора! — приказал Дипольд.

Щелкнули изрядно отсыревшие, но сохранившие еще достаточно убойной силы тетивы легких арбалетов. Из-за мокрой листвы, из-за пелены дождя на тракт полетели короткие оперенные болты.

Оба дозорных повалились из седел, будто сшибленные ливнем. Досталось еще двум пешим оберландцам. Задело кого-то из пленников. Ранило лошадь в упряжке.

— Тревога! — заметалось над обозом.

Пленники поднимают головы, тупо смотрят вокруг. Стоят, в растерянности опустив руки. По багровым исполосованным спинам ручьями стекают вода и кровь.

Оберландцы кидаются к повозкам, к оружию. Но бежать на своих двоих по жидкой, топкой грязи, в которой увязаешь не по колено даже — по бедро, по пах, по пояс, — трудно. Тут не бежать — плыть впору.

Доплыть успели не все.

Остландские всадники, неожиданно перевалившие через обочину, действовали быстрее. Брошенные в бурлящую жижу и нещадно погоняемые шпорами, рослые кони шагали резвее, чем бежали люди. Да и рубить с седла было куда как сподручнее.

Дипольд выехал на размытый тракт в числе первых. Сильные ноги коня месят грязь, мощная грудь раздвигает воду. А там вон, впереди, прямо перед конской мордой кто-то орет, бранится.

Оберландец! Спешит, пробирается через мутные потоки к повозке с големом, с оружием… Спотыкается, падает лицом в липкую грязевую массу, поднимается, отплевывается, откашливается, лезет дальше, помогая ногам, руками. Дипольд подгоняет коня ближе, наносит короткий удар. Достает — самым кончиком меча. Крик стихает. Человек падает. Исчезает в темной пузырящейся жиже. Кровь смывает, уносит водой.

А вот еще один — у самой повозки уже. Этого пфальцграф просто валит конем. Сбивает, втаптывает в грязь, топит в грязи…

Прочих тоже — рубят, топчут, топят.

Лишь один оберландский боец успевает взобраться на шестиколесную повозку и отмахивается от кружащих вокруг всадников длинным мечом. Но и этот обречен. Вассершлосские гвардейцы умеют сражаться. И их сейчас больше. Кто-то за спиной оберландца ловко прыгает с седла на повозку. Подбирается, подкрадывается сзади.

В грязь катится срубленная голова. За ней медленно сползает обезглавленное тело оберландского мечника.

Ну, вот и все!

Кончено…

Дипольд взрезал мечом тяжелую плотную рогожу, которая, как оказалось, не только укрывала шестиколесную платформу, но была также подстелена снизу и подоткнута у бортов. Пфальцграф отметил мимоходом: плотная грубая ткань пропитана неведомым составом, совершенно не пропускающим влагу. В повозке было сухо. А под рассеченным покровом обнаружилась стальная длань в огромной шипастой перчатке. Так и есть — голем…