Анджей Сапковский - Божьи воины

Эленча вздохнула, Дорота Фабер покрутила головой.

— Когда тебя сюда привезли, у тебя вещей не было. Не было даже ботинок. К тебе отнеслись милосердно, но на твое имущество милосердие не распространили. Обобрали до нитки.

Рейневан почувствовал, как его охватывает волна жара. Однако, прежде чем успел выругаться и скрежетнуть зубами, память вернулась. А с ней и облегчение. Бесценная шкатулка осталась у Шарлея. Страдавшего поносом Рейневан лечил магически, пользуясь амулетами чародея Телесмы. Отправляясь с Пухалой на вылазку, он оставил шкатулку у больного.

Облегчение было очень кратким. Амулеты, хоть они наверняка и сохранились, шли вместе с Шарлеем и всем Табором в Чехию, то есть были временно недоступны. А ситуация требовала доступа. Гноящаяся рана требовала магии. Оставить ее на волю традиционных методов значило потерять руку до самого плечевого сустава. В лучшем случае. В самом скверном — потерять жизнь.

— В Олаве… — простонал он, хватая распутницу за руку, — в Олаве есть аптека… У аптекаря наверняка есть тайная алхимическая лаборатория… Только для посвященных… Для людей из магического братства… Мне нужны магические лекарства. Для Самсона… Для него мне нужно лекарство с названием dodecatheon [280] первоцвет (лат.) . Для меня, для моей руки, нужна unguentum achilleum [281] ахиллесова мазь (лат.) …

— Аптекарь… — Дорота отвернула голову, — аптекарь не продаст нам ничего. Даже на порог не пустит. Вся Олава знает, кого мы здесь лечим. Госпиталь находится под княжеской стражей и охраной. Но жители вас ненавидят. И не помогут. Ходить бессмысленно. И на улице страшно.

— Я пойду, — сказала Эленча Штетенкрон. — Пойду в аптеку, попрошу…

— Скажешь пароль: Visita Inferiora Terrae. Аптекарь поймет. Visita Inferiora Terrae. Запомнишь?

— Запомню.

Рейневан с огромным трудом сумел сосредоточить на ней расплывающееся от температуры зрение. Ему снова показалось, что ее окружает свечение. Нимб. Ореол.

— Медикаменты… — Он чувствовал, что теряет сознание. — Названия… Dodecatheon… inguentum achilleum. Не забудешь?

— Не забуду. — Она отвернулась. — Не могу. Бог, кажется, наказал меня невозможностью забывать.

Он был слишком болен, чтобы заметить, как горько это прозвучало.

— Дорота?

— Да, Рейнмар?

— Когда мы встретились три года назад, здесь, как раз под Олавой, на Стшелинском тракте, ты собиралась отправиться в мир, сказала, хоть и до самого Вроцлава. За хлебом насущным… Что-то ты недалеко зашла…

— Я была во Вроцлаве. — Распутница отставила тарелку, из которой его кормила. — Побыла и вернулась. Хлеб, оказывается, везде одинаков. И везде одинаково трудно на него зарабатывать. Тогда я вернулась на старое место, в Бжег, в замтуз «Под Короной». Пусть уж меня, подумала я, когда умру, на том же самом могильнике, что и мою матушку, похоронят. А потом, как началась война, монахам в госпиталях потребовалась помощь, раненых и больных было не счесть. Надо было помогать… Вот я и помогала. Сначала в Бжеге, у Святого Духа. Потом сюда попала, в Олаву.

— Решилась работать в госпитале? Это трудная и тяжкая работа, мне кое-что о ней известно… Пожалуй, тяжелее и гораздо неблагодарней, чем в…

— Нет, Рейнмар, не гораздо.

Хоть это граничило с чудом, олавский аптекарь располагал нужными препаратами. Хоть это граничило с чудом, он продал их Эленче фон Штетенкрон. Хоть это граничило с чудом, уже после первых процедур эффект был заметен. Тысячелистник, achillea millefolium, растение, являющееся основным компонентом unquentum achilleum, неспроста содержало в названии имя героя Трои — безотказно, быстро и наверняка лечило раны, полученные в бою. Мазь, которую втирали по нескольку раз в день, остановила гангрену, понизила температуру и заметно уменьшила опухлость. После одного дня лечения Рейневан уже мог садиться, через следующие два — правда, не без помощи Дороты и Эленчи, — встать. И заняться Самсоном. Всего через одни сутки использования dodecatheona, микстуры, которая по своей эффективности уступала только легендарному moly [282] волшебное лечебное средство, защитившее Одиссея от чар Цирцеи (Гомер) , Самсон открыл глаза. Несмотря на то что добытая в олавской аптеке доза лекарства была минимальной, спустя еще два дня гигант пришел в себя. Настолько, чтобы начать жаловаться на невыносимую боль в голове. Против этого лекарства не требовалось, головную боль Рейневан лечил заклинаниями и наложением рук. Однако боль Самсона оказалась серьезным делом, и прежде чем он с ней управился, намучился крепко. Оба, врач и пациент, почти бездыханными пролежали очередной день. До девятнадцатого мая.

А девятнадцатого мая начались неприятности.

— Черноволосый, — повторила Дорота Фабер. — Одетый в черное. Волосы черные, длинные, до плеч. Физиономия как бы птичья. Нос — как клюв. И взгляд дьявольский. Ты знаешь кого-нибудь похожего?

— Знаю, пся крев, — процедил Рейневан, отирая холодный пот, неожиданно выступивший на лбу. — Знаю, а как же.

— Потому что он тебя знает. Был у госпитальмэтра и сочно ему тебя описал. Спрашивал, нет ли здесь такого. На счастье, госпитальмэтр человек порядочный, к тому же памяти на лица у него нет ни на грош. Он совершенно честно ответил, что никого подобного тебе ему видеть не доводилось и никого такого в госпитале нет и не было. А когда тот черный птицеклювый начал требовать, чтобы его впустили в госпиталь, госпитальмэтр согласия не дал, сослался на княжеские приказы, на договор, гарантирующий гуситам безопасное укрытие. Тот вначале пугать пробовал, угрожать, но когда увидел, что это впустую, ушел. Однако пообещал, что вернется с княжеским разрешением в руках, что тогда весь госпиталь перетрясет, а когда тебя найдет и окажется, что госпитальмэтр лгал, будет беда.

— Ты совершенно права.

— Мне что-то тоже кажется, что он вернется с княжеским разрешением.

— Ты совершенно права. Надо отсюда сбегать, Дорота. Немедленно. Сегодня же.

— Мне тоже надо убегать, — охнула Эленча, бледная, как бумага. — Я тоже, — выдавила она, — знаю того… человека. Думаю, он по моим следам добрался до Олавы. Он меня преследует.

— Невозможно, — возразил Рейневан. — Он преследует меня! Он за мной охотится. Его цель — я.

— Нет, я. Уверена, что я.

Самсон уселся на нарах. Взгляд у него был вполне осмысленный.

— Я думаю, — проговорил он совершенно нормально, — что оба вы ошибаетесь.

Они покинули Олаву перед сумерками, незаметно. Оказалось, что у Дороты Фабер многочисленные знакомства среди нужных людей. Одежду предоставил и тайно выйти из госпиталя помог им госпитальный швейцар, поглядывающий на рыжеволосую куртизанку маслеными глазками. Такой же взгляд был и у плечистого парня, который повел их в конюшню, помогая Самсону идти. А помогать было нужно. Впрочем, Рейневан тоже был не в самой лучшей форме. С беспокойством думал о ждущей их конной поездке.