Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

И среди них копошилась жизнь. Вот она-то была безобразна. Голодная, нищая, грязная и вонючая, она пыталась подражать жизни обычной, мирной. Люди занимались ремеслом: портные перекраивали одну рвань в другую, что-то мастерили гончары и плотники. Ковали оружие кузнецы. Были открыты торговые лавки. Правда, в те из них, где товара было много — и какого богатого! — покупатели заглядывали редко. У дверей же, где полки стояли пустыми, неизменно толпился оборванный и злой народ — здесь торговали едой.

В городе сохранилась даже какая-то власть, писались указы и вывешивались на столбах:. «О недопущении присвоения имущества покойных без письменного разрешения Управы», «О недозволенном выпасе скотины в Священном саду», «О рыболовной и прочих повинностях», «О пресечении людоедства и трупоедства» и прочие в таком духе. Была своя стража, гоняла тварей, как могла, и ловила воров. Кто-то судил их и казнил — на площади стояла большая окровавленная плаха. Кто-то учил детей (десятилетних и старше, малышей не было вовсе). Кто-то по утрам убирал с улиц трупы и сжигал. В общем, порядок был.

И соль была, даже в избытке. Пожалуй, это единственное, в чем город не испытывал нужды, благодаря соляной шахте, расположенной неподалеку… Эх, знать бы о ней раньше — можно было и в город не ходить, на неприятность не нарвались бы.

Виноватым в случившемся оказался Семиаренс Элленгааль, излишняя его доброта.

Изможденный и дряхлый дед сидел на нижней ступени мраморного крыльца, обхватив иссохшими руками острые голые колени, торчащие из прорех штанов. У деда было темное сморщенное лицо, всклокоченная борода с застрявшими в ней щепками и соломинами, бесцветные глаза и один-единственный зуб, выпирающий изо рта. Рядом лежала клюка и глубокая глиняная миска, в нее дед собирал милостыню. Не деньгами, конечно, едой. Были в миске рыбьи кишки, очистки репы, какая-то ботва — все вперемешку, и синие мухи роем вились над ней.

И сердце светлого альва не выдержало. Скинул мешок, достал добрый кус кабанины, положил с поклоном: «Прими, почтенный старец!»

И вдруг в ногу его вцепились костлявые пальцы.

— Стой, нелюдь!!! Я вспомнил тебя!!! Лю-ди-и!!! Держи-и-и!!! — Удивительно громкий и резкий голос оказался у нищего.

И — налетели в мгновение ока со всех сторон, схватили.

— Кто таков? В чем повинен? Вор?!

— Слушайте меня, люди Белого Фалька! — потрясая клюкой, выпрямившись во весь рост, каркал старик. — Я знаю! Я видел этого нелюдя! Десять лет назад он в числе шестерых таких же проходил этой дорогой! Они заявились в мою библиотеку! Им нужна была карта, они искали путь в скалы Хагашшая! Я прогнал их прочь тогда, пригрозив стражей, и они покинули наш город! А недели спустя наступила Тьма! Это нелюди с севера навлекли Зло на наши земли! Бей!!!

Слабые, истощенные, но их было много. Они забили бы его насмерть. Отбить? Да с этим двое воинов, маг и ведьма справились бы легко. Но у всех четверых мелькнула одна и та же мысль: а если старик сказал правду?! По сути, что знают они о спутнике своем, кроме того, что был он беглым каторжником и таном чужого, скрытного народа? Возможно, он и не сделал ничего ужасного на самом деле и обвинен облыжно. Но единственная жизнь его стоит ли жизней десятков несчастных людей?

Нет, они не хотели крови. И тогда Йорген сделал то, что сделал когда-то его отец, отбиваясь от озверевшей с голодухи черни, — размахнулся и швырнул кусок мяса в толпу. И еще кусок. Толпа ахнула. Толпа рванулась…

Бежим!!!

И бежали они, бежали, а город был такой большой… «Держи вора!!!» — неслось вслед. Люди, позабыв обо всем, дрались за очередной кусок, вырывали друг у друга руками и зубами, валяли в пыли и сами валялись, им на смену спешили новые…

Остатки мяса были потрачены на привратников. Покинуть городские стены преследователи не осмелились. Метнули несколько ядер из легкой катапульты, в цель не попали и на том успокоились. Но беглецы только у самого леса остановились перевести дух, и Гедвиг Нахтигаль спросила с досадой, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Ну и зачем нам теперь, по-вашему, столько соли?! А?!

— Может, в другом городе продадим? Или другую съедобную тварь встретим? — тут же придумал скорый на суждения Йорген.

— Одно и то же чудо два раза подряд не случается! — сердито бросила ведьма.

Они отошли от города на целую лигу, когда ланцтрегер фон Раух вдруг резко обернулся к Семиаренсу Элленгаалю и без всякого предисловия потребовал:

— Теперь рассказывайте.

Голос его прозвучал незнакомо, лязгнул металлом. Светлый альв удивленно взглянул: добрые боги, на месте очаровательного мальчика-полукровки стояло совсем другое существо! Нифлунг — надменный, холодный, опасный.

И взгляд у него был тяжелый, непроницаемо-равнодушный.

Такими глазами глядят палачи сквозь прорези в колпаках: ни интереса, ни ненависти, ни сочувствия. Ничего личного — только работа. Кричи, проклинай, умоляй, плачь — ничего не изменишь, конец один.

Такими глазами глядел ланцтрегер фон Раух на тех, кого приводили в гарнизонный каземат на допрос с пристрастием. Потому что была у Ночной стражи еще одна обязанность, тайная и страшная.

Так случается, что налетит человек по ночному времени на темную тварь, и оружия нет при нем, и стража далеко — не докричишься. Что остается? Только помереть? Нет. Есть способ остаться в живых, да только он хуже смерти, и мало кто решится на такое. Всего четыре слова: «Я верный слуга Тьмы» — и отойдет тварь, опустив голову, как побитая собака, собравшаяся укусить да сама получившая палкой по хребту. Всего четыре слова — и будет человек жить, как жил прежде. Днем. А что будет ночью — никто не знает, и сам он не узнает никогда. Просто поселится в теле вторая, темная душа и будет творить что ей вздумается, но уж никак не добро.

И если вдруг перемрут у человека в короткий срок сначала дети один за другим, потом старики-родители, потом любимая жена — не смотри, что он горше всех рыдает на могилах, зови Ночную стражу. Они разберутся, у них есть способы.

Хотя, бывало, и не разбирались, при старом начальнике. Сгоряча отхватят только что осиротевшему человеку голову, а из шеи не черный дым пойдет, а обычная кровища. И назавтра мор уже по всему городу, покойников телегами везут. Поспешили, значит, просчитались.

При Йоргене фон Раухе таких непоправимых ошибок не было ни разу, он лично следил. В гарнизоне считали, у нового начальника особое чутье, потому что сам по природе от Тьмы недалек и колдовство у него в крови. Бывало, только заглянет в пыточную и с порога: «Гоните вы этого дурака в шею, какая там вторая душа — уже и первую, наверное, пропил!» И верно! Отпустят под надзор, и окажется, что ничего дурного человек по ночам не творит, дрыхнет беспробудно сном праведника. Но чаще случалось наоборот: растянут почтенного горожанина, он и все клятвы переберет, и всех Дев Небесных поименно перечислит, и молитвы будет петь, и землю есть. А начальник свое: «Рубите!» И — черный дым клубами, и смрад нестерпимый…