Эрик Эддисон - Червь Уроборос

«О друг моего сердца, успокойся, — отвечает господин Брандох Даэй. — Разве я когда-нибудь пренебрегал своими гостями? И разве я не пригласил тебя позавтракать со мною завтра утром на Кротерингских лугах?»

И вот, все мы, семьсот избранных, свернули налево у притока и направились по Трансдалу в горы. И разыгралась вокруг нас непогода, самая ужасная из всех, что я видел. В Трансдале, как ты знаешь, отец, почва мягкая и дорог немного, и тяжело было продвигаться, когда каждая оленья тропа превратилась в ручей, а под ногами лишь грязь да жижа, и ничего не видно, кроме белого тумана и дождя вокруг тебя, мокрого склона холма да воды под копытами коня. Мы сами не заметили, как достигли перевала, и не было туч плотнее и ветров неистовее, нежели те, что бушевали вокруг нас. Все промокли насквозь, и в башмаках у каждого было по пинте воды.

Когда мы остановились на Седле, господин Брандох Даэй отдыхать не стал, но передал поводья своей лошади своему человеку, а сам пошел к нам. И для каждого у него находилась шутка или улыбка, и видеть или слышать его было для нас лучше любой еды и питья. Но лишь ненадолго позволил он нам остановиться; затем мы свернули направо и поехали вверх вдоль хребта, где дорога была еще хуже, чем в долине, со всеми ее скрытыми в вереске камнями, ухабами и скользкими гранитными плитами. Клянусь честью, ни один конь, что не был рожден и выращен для такой езды, думаю, не смог бы пройти по таким местам, что в плохую погоду, что в хорошую, но, не прошло бы и двух часов езды по этим кряжам, как он охромел бы или переломал ноги себе и шею всаднику. Но мы, ведомые господином Брандохом Даэй к Кротерингскому Скату, ехали так уже десять часов, если не считать остановок, чтобы напоить коней, и более длинных привалов, чтобы накормить их, причем последняя часть пути проходила в непроглядном ночном мраке, и ветер постоянно впивался в нас своими зубами, и нес похожий на морские брызги дождь, а временами и град. И когда дождь закончился, ветер сменил направление на северо-западное и высушил горные кряжи. И тогда мелкая гранитная крошка полетела нам в лицо, будто градины на ветру. Не было никакого укрытия, даже под защитой скал, но повсюду штормовой ветер мешал и препятствовал нам, и хлопанье его крыльев среди утесов было подобно грому. Благие небеса, мы так устали, что чуть не падали, промерзнув до костей, почти ослепнув, а ужасное напряжение не уходило. И господин Брандох Даэй то выезжал вперед, то отправлялся в арьергард, подымая дух людей; был он жизнерадостен, хотя претерпел все те же тяготы, что и самый последний из его солдат, и больше походил на человека, спокойно едущего на великий свадебный пир, крича: «Эй, ребята, веселей! Эти болотные жабы с Друймы слишком поздно поймут, что наши горные пони могут карабкаться по горам, словно олени».

Когда начало светать, мы подошли к месту нашего последнего привала, и все наши семьсот конных укрылись в лощине под высокими утесами Орлиных Ворот. Мы шли осторожно, чтобы ни одна подозрительная витчландская свинья не заметила снизу очертаний человека или лошади на фоне неба. Его высочество сперва поставил часовых, а затем приказал сделать перекличку и проследил, чтобы каждый человек получил свой завтрак и каждый конь — свой корм. Затем он занял позицию за скалой, откуда ему была видна вся местность внизу. Он взял меня с собой быть у него на посылках. С первым светом мы посмотрели на запад, за гребень горы, и увидели Кротеринг и морские заливы, и можно было уже различить их флот, стоявший на якоре на Аурватском рейде, и их лагерь, подобный кучке пчелиных ульев, в который можно было бы швырнуть сверху камень. Это был первый раз, когда я пошел с ним на битву. Клянусь, на него было приятно смотреть, когда он лежал на вереске, уперев подбородок в сложенные руки и отложив в сторону шлем, чтобы они не заметили снизу его блеска, бесшумный, как кот, и, можно было подумать, что он уснул, но глаза его были открыты и взирали вниз, на Кротеринг. Даже с такого большого расстояния было хорошо видно, как мерзко они с ним обошлись.

Огромное красное солнце вышло из-за облачных гряд на востоке. В их лагере внизу началось шевеление: поднимались знамена, собирались люди, выстраивались ряды, звучали рога, а затем в лагерь прискакал по дороге с Гаштерндала отряд конников. Его высочество, не поворачивая головы, дал мне рукой знак позвать командиров. Я побежал и привел их. Он отдал им краткие приказания, указывая вниз, где витчландская сволочь, эти воры и пираты, что лишили подданных его высочества их собственных владений, строилась перед битвой, поднимая штандарты и вымпелы, сверкая наконечниками копий и выдвигаясь от палаток на север. И тут в тишине раздался звук, от которого забилось сердце: из-за дальних лощин Гаштерндала едва слышно зазвучали боевые трубы господина моего Юсса.

Господин Брандох Даэй на миг замер, глядя вниз. Затем он обернулся и лицо его пылало, как само утро. «Милостивые господа», — говорит он, — «а теперь скорее в седла, ибо Юсс уже сражается с врагами». Думаю, он был доволен. Думаю, он был уверен, что в тот день рассчитается со всеми теми, кто причинил ему зло.

Долог был путь от Орлиных Ворот. Кровь стучала в наших жилах, призывая нас поторапливаться, но нам нужно было идти осторожно, выбирая дорогу среди скал, крутых, словно скат крыши, неровных и лишенных опоры для ног, изобилующих поросшими влажным мхом расщелинами, выступающими камнями и движущимися осыпями. Мы не прошли и половины пути вниз, когда услышали и увидели, как армии сшиблись. Витчландцы были настолько захвачены сражением с основным войском моего господина, что мы уже, наверное, спустились со склона и строились перед наступлением, когда они заметили нас. Наши трубачи сыграли его боевой клич, «Кто на Брандоха Даэй?», и мы двинулись по Кротерингскому Скату, словно катящиеся валуны.

Я плохо помню, как шло сражение, отец. Это было похоже на столкновение двух потоков в паводок. Думаю, они расступились в стороны перед нами, чтобы смягчить удар. Те, что стояли перед нами, полегли, словно колосья в град. Мы хлынули в обе стороны, одни — на их правое крыло, что было отброшено обратно к лагерю, а большая часть вместе с господином Брандохом Даэй — направо уже для нас. В сражении я был с этими последними. Его высочество скакал на разгоряченном и неистовом коне, весьма проворном и своенравном; колено к колену с ним ехали Стюркмир из Чернолесья по одну сторону и Тармрод по другую. Ни человек, ни конь не могли выстоять против них, а они, словно в лабиринте, двигались то туда, то сюда, топча и коля пеших, отсекая головы и руки, разрубая людей надвое от макушки до живота, да-да, или до самого седла, среди обезумевших коней без седоков, шлепая по лужам крови, словно по болотной жиже.