George Martin - Танец с драконами

Виктарион не был трусом, но не был и дураком – невозможно разбить три сотни кораблей, имея пятьдесят четыре.

– Она станет моей женой, а ты её служанкой.

Немая служанка не разболтает чужие секреты.

Он продолжал бы говорить, но тут пришел мейстер и робко, как мышь, поскрёбся в дверь каюты.

– Входи, – позвал Виктарион, – и запри дверь. Ты знаешь, зачем ты здесь.

– Лорд-капитан.

В серой робе и с маленькими каштановыми усами мейстер походил на мышонка. « Может он полагает, что усы делают его более мужественным ?»

Очень молодого – примерно двадцати двух лет от роду – мейстера звали Кервин.

– Могу я осмотреть вашу руку? – спросил он.

« Дурацкий вопрос ». В некоторых делах мейстеры бывали полезны, но по отношению к Кервину Виктарион чувствовал лишь презрение. С гладкими розовыми щечками, мягкими руками и каштановыми кудрями тот выглядел женственней, чем большинство девушек. Когда Кервин впервые взошел на палубу «Железной победы», у него на лице была глупая улыбочка. Но однажды ночью на Ступенях он улыбнулся не тому человеку, и Бартон Хамбл выбил ему четыре зуба. Вскоре после этого Кервин приполз к капитану жаловаться, что четверо матросов затащили его в трюм и использовали как женщину.

– Вот как можно положить этому конец, – посоветовал ему Виктарион, вонзая кинжал в стол между ними.

Кервин взял клинок – просто побоялся отказаться, как решил капитан, – но так им и не воспользовался.

– Вот моя рука, – сказал Виктарион. – Разглядывай сколько влезет.

Мейстер Кервин опустился на колено, чтобы получше рассмотреть рану, и даже обнюхал её, словно собака.

– Я снова должен выпустить гной. Цвет... лорд-капитан, рана не заживает. Возможно, мне придётся отнять вашу руку.

Они уже обсуждали это раньше.

– Если отнимешь мне руку, я тебя убью. Но сначала привяжу к борту и предложу всей команде отблагодарить твою задницу. Смирись с этим.

– Будет больно.

– Больно бывает всегда. – « Жизнь – это боль, идиот. Блаженство ждёт нас лишь в чертогах Утонувшего Бога ». – Делай уже.

Мальчик – невозможно было назвать кого-то столь розового и мягкого мужчиной – прижал лезвие кинжала к ладони капитана и резанул. Прорвавшийся гной был густым и жёлтым, как скисшее молоко. Смуглянка скривила нос, мейстер задержал дыхание, и даже самому Виктариону скрутило живот.

– Режь глубже. Выдави весь. Покажи мне кровь.

Мейстер Кервин нажал на кинжал, углубляя разрез. В этот раз было больно, но вместе с гноем хлынула и кровь – тёмная, почти чёрная в свете фонаря.

Кровь – это хорошо. Виктарион одобрительно заворчал. Он сидел не шевелясь, пока мейстер колол, выдавливал и вычищал гной лоскутами мягкой ткани, прокипяченной в уксусе. Когда он закончил, чистая вода в его миске превратилась в грязную жижу. От одного её вида затошнило бы любого человека.

– Забирай эту мерзость и уходи, – Виктарион кивнул на смуглянку. – Перевязать меня сможет и она.

Даже когда мальчишка исчез, вонь никуда не делась. В последнее время от неё невозможно было избавиться. Мейстер предлагал чистить рану на палубе – на свежем воздухе и под лучами солнца. Но Виктарион запретил. Его команда не должна этого видеть. Они уплыли за полмира от дома, – слишком далеко, чтобы позволить им смотреть, как ржавеет их железный капитан.

Тупая настойчивая боль все еще пульсировала в его левой руке. Когда он сжал кулак, боль стала острой, словно ладонь проткнули ножом.

« Не ножом – мечом. Длинным мечом в руке призрака ». Серри, вот как его звали. Рыцарь и наследник Южного Щита. « Я убил его, но он продолжает жалить меня из могилы. Из пекла, куда я послал его, он пронзает мою руку сталью и проворачивает в ране клинок ».

Виктарион помнил ту битву, как будто она случилась вчера. Его разбитый щит бесполезно свисал с руки, и когда сверкнул, опускаясь, меч Серри, Виктарион схватился за него рукой. Юнец оказался куда сильнее, чем выглядел, – клинок пробил закалённую сталь латной рукавицы, стёганую перчатку под ней и вонзился в плоть.

« Всего лишь царапина », – чуть позже сказал себе Виктарион. Он промыл рану, полил её уксусом, перевязал и забыл о ней, надеясь, что со временем боль утихнет, и рука заживет сама.

Вместо этого рана загноилась, и Виктарион стал гадать, а не был ли клинок Серри отравлен? С чего ещё рана могла отказываться заживать? Эта мысль бесила его. Настоящий мужчина не убивает ядом. Во Рву Кейлин болотные дьяволы стреляли в его бойцов отравленными стрелами, впрочем, от столь презренных существ иного и не стоило ожидать. Но Серри был рыцарем, благородных кровей. А яд – оружие трусов, женщин и дорнийцев.

– Если не Серри, то кто? – спросил он смуглянку. – Может, это делает мой мейстер-мышонок? Мейстеры знают заклятия и другие трюки. Он может использовать отраву в надежде, что я позволю ему оттяпать мне руку. – Чем больше он об этом думал, тем более вероятным это казалось. – Вороний Глаз всучил мне это жалкое существо.

Эурон забрал Кервина из Зелёного Щита, где тот служил лорду Честеру, заботясь о воронах и обучая детей, а, может, наоборот. Наверное, мышонок пищал, когда один из немых подручных Эурона доставил его на борт «Железной Победы», таща за удобную цепь на шее.

– Если это месть, то он ошибся. Это Эурон увез его со Щитов, опасаясь, что мейстер наладит почтовую связь с врагами.

Брат также дал им с собой три клетки с воронами, чтобы Кервин мог послать отчет об их странствиях, но Виктарион запретил выпускать птиц. « Пусть Вороний Глаз помучается от безвестности ».

Смуглянка перевязывала его руку чистым полотном, шесть раз обматывая вокруг ладони, когда в дверь заколотил Длинноводный Пайк. Он пришел сказать, что на борт поднялся капитан «Горя» вместе с пленником:

– Говорит, что притащил нам колдуна, капитан. Выловил его из моря.

– Колдуна?

Неужели Утонувший Бог прислал ему подарок прямо сюда, на дальний край света? Его брат Эйерон мог бы ответить, но Мокроголовый видел величие водных чертогов Утонувшего Бога перед тем, как вернуться к жизни. Как и положено человеку, Виктарион испытывал перед своим богом здоровый страх, но при этом продолжал верить в сталь. Скривившись, он размял раненую руку, надел перчатку и встал.

– Ну, показывай своего колдуна.

Дожидавшийся его на палубе капитан «Горя» был небольшого роста, заросший, невзрачный, получивший от рождения имя Спарр. Подчинённые называли его Сусликом.

– Лорд-капитан, – сказал он, когда появился Виктарион, – это Мокорро. Подарок от Утонувшего Бога.

Колдун выглядел устрашающе – ростом с Виктариона, но вдвое толще, с похожим на валун животом и спутанными белыми волосами, напоминавшими львиную гриву. У него была чёрная кожа. Не орехово-коричневая, как у жителей Летних Островов, что плавали на лебединых кораблях, не красновато-коричневая, как у табунщиков-дотракийцев, не серо-землистая, как у смуглянки, а чёрная. Чернее угля, гагата и воронова крыла. « Обожжённая , – подумал Виктарион, – как у человека, которого поджаривали над огнем, пока его плоть не обуглилась, покрывшись хрустящей коркой, и стала дымящимися кусками отваливаться от костей ». Пламя, опалившее колдуна, всё ещё танцевало на его щеках и лбу, а глаза пронзительно смотрели между застывших, словно маска, языков пламени. « Татуировки раба , – узнал капитан. – Печать зла ».