Владимир Корн - Артуа. Берег Скардара

Когда умудрился подняться снова, мне сразу стало не до смеха, потому что обнаружил крайне неприятную картину – нас окружали люди.

Смуглые тела этих людей были покрыты сложными цветными узорами из красно-бело-зеленых полос, а кучерявые волосы окрашены в желтый цвет. В руках они держали длинные копья а глаза их не выражали ничего хорошего. Моя рука медленно потянулась к рукоятке пистолета.

Не такие они уж и дикари, эти люди: наконечники копий выполнены из металла, одеты не в травяные юбки, в носовой перегородке не торчат украшения из кости. И самое главное, на мой жест они отреагировали сразу, пригрозив копьем – мол, это лишнее движение, охолони.

С Прошкиных плеч сползла Мириам, сразу опустившись на землю, следом, едва ее не накрыв, упала его поклажа. Сам же он встал ко мне спиной, так что Мириам оказалась между нами. Прошка повел плечами, как бы разминая их, перехватывая багор в обе руки. Он так и не бросил его за время пути, вооружившись им сразу же после того, как мы причалили к берегу, лишь выстрогал новый черенок, прежний показался ему коротким и тонким. С новым, длиной в его рост с вытянутой вверх рукой и толщиной с запястье крупного мужчины, багор смотрелся очень внушительно, хотя и в таком виде ему было далеко до балота, любимого оружия Проухва, представляющего собой гибрид японской нагинаты и древнерусской совни.

Вот и стояли, глядя друг на друга, мы и повстречавшиеся нам так внезапно люди.

Затем один из них, широкоплечий крепыш, из тех, что поперек себя шире, предложил обмен. Он помахал в воздухе бутылкой, сделанной из грушевидной тыквы, в которой что-то забулькало, и указал ею на девушку, махнем не глядя?

Я отрицательно поводил головой, надеясь, что этот жест им понятен, и в свою очередь ткнул пальцем в немалую кучку чьего-то довольно свежего помета, удачно расположенного неподалеку – разве что на это.

Глаза крепыша мгновенно налились бешенством, и сразу же он белозубо рассмеялся: неужели не страшно?

Да как тебе сказать? Не то чтобы страшно, попросту неприятно, что это случится так глупо, пронеслось в голове.

Затем все окружающие нас люди как по команде опустили копья. В голове снова пронеслось – вдруг это уловка, чтобы мы расслабились, и они смогли избежать лишних жертв. Но нет, незнакомцы рассыпались на несколько групп, одна из которых извлекала из ближайших кустов тушу животного, больше всего похожую на крупную газель.

– Так это же на их телах камуфляж! – догадался я. – Вполне разумное решение при здешнем климате, наносить его сразу на кожу. И расцветка удачная, вон как они сливаются с растительностью, только на открытой местности их и разглядеть.

Дальше мы пару часов следовали вместе с ними. Причем не под конвоем, а как бы в составе группы. Солнце уже пряталось за верхушки самых высоких деревьев, когда мы, наконец, пришли.

Деревенька туземцев, имела всего пару десятков хижин, крытых связками тростника. Сами хижины стояли на сваях, хотя до ближайшего источника воды было далековато. Сваи были невысоки, и, чтобы забраться в хижину, достаточно преодолеть всего лишь несколько ступеней.

'Наверное, такое предназначено для сезона дождей, которых здесь два и каждый продолжается не меньше месяца. Да и снизу поддувает, вон, пол какой щелястый, что в здешнем климате тоже немаловажно' – исследовал я предоставленное нам жилище.

Спартанская обстановка хижины нисколько не напрягала. Сплошной ряд лежанок вдоль трех из ее стен и небольшой стол под проемом в стене, должно быть изображающим окно. Вот с ним совсем уж непонятно, для чего он тут нужен, ведь ни очага, ни даже посуды не было. Да и в окошке особой надобности нет, удобней посмотреть сквозь щели в стенах, между трубками бамбука, пошедшими на их изготовление.

Ладно, будем считать это гостиничным номером где-нибудь в глубинке, там тоже, как правило, ничего подобного не наблюдается. И класс примерно соответствует.

Просидели мы там недолго, я лишь успел поменять повязку на ноге Мариам, а она, в свою очередь, осмотрела Прошкины раны, как мне показалось, немного по-хозяйски, потому что крутиться его заставляла довольно бесцеремонно.

Затем прибежал мальчишка и знаками куда-то нас пригласил.

Как оказалось, на ужин. Мне даже в голову не пришло оставить оружие в хижине, с чего бы это. Я засунул за пояс пистолет, взял в руку шпагу в бамбуковых ножнах, сооруженных еще в самом начале путешествия. Прошка вооружился мачете, выглядевшим в его руках кухонным ножом, поставив свой багор возле входа в хижину, поскольку внутри ему места не нашлось. Затем уже привычно подхватил на руки Мириам, и мы пошли.

Ужин удался на славу. Крепыш, которого звали Муимбус, оказался вождем этих людей, был на редкость веселым малым. Что даже удивительно, ведь обычно начальники всегда носят на себе кисло-строгое выражение лица. Наверное, такое приходит вместе с цивилизацией, решил я.

Он усадил нас недалеко от себя и постоянно предлагал нашему вниманию какие-то блюда, расположенные на застеленных вместо стола огромных листьях с толстыми мясистыми черенками. Особое внимание Муимбус уделял почему-то Мириам, отчего Прошка имел довольно таки мрачный вид. Мириам принимал знаки внимания благожелательно, но у нее была своя задача.

Дело в том, что местные женщины проявляли к нам свой искренний интерес.

С этим-то все понятно. Женщина – продолжательница рода человеческого, и ее интерес к иностранцам сугубо утилитарный, осознает она этого или нет, заложенный на уровне генов, с целью иметь здоровое потомство.

Мириам то и дело просила Прошку что-нибудь ей передать, либо же сама подкладывала ему, то, что считала необходимым. Один раз даже нежно погладила его по щеке, отчего тот принял совершенно идиотский вид. Я еще тогда подумал, неужели и у меня такой же, когда Яна гладит мое лицо. Еще она запретила ему пить что-то мутно-белое, но довольно приятное на вкус и слегка дурманящее голову.

Словом, всячески показывала окружающим, что это ее собственность, и она никому Проухва не уступит.

Наши новые друзья пили мбаку, так назывался этот напиток, сколько душа пожелает и дело закончилось танцами при свете огромного костра. В этом мы участие не принимали, но поглазеть было приятно. Особенно на танцующих женщин, поскольку одежды на них был приятный минимум.

И Мириам увела Прошку в нашу хижину. Вернее, уехала на нем.

Во время одного из таких танцев Муибус подвел ко мне танцовщицу, молодую девушку, держа руку у нее на затылке, и подтолкнул ее ко мне. Красивая фигура и огромные глаза были хорошо заметны даже в отблесках далекого костра.

Я приложил раскрытую ладонь к сердцу, затем к голове и извиняюще развел руки, желая показать, что голова моя занята той, которую любит мое сердце.