Владимир Корн - Артуа. Берег Скардара

Муибус хмыкнул, повел плечами и шлепком пониже поясницы отправил девушку обратно в круг танцующих.

Надо сказать, девушка не имела разочарованный вид, что меня даже немного расстроило. Затем мне пришла в голову другая мысль.

Все дело, наверное, в том, что нельзя же вот так, просто подчиняясь приказу старшего. Должно же быть немного романтики, гуляния под луной, красивого ожерелья из сверкающих ракушек, в конце концов. Она же свободная девушка свободного народа.

Успокоив себя такими мыслями, я тоже отправился спать.

Войдя в хижину, я первым долгом строго посмотрел на Мириам с Прошкой. Никакого блудства за своей спиной не допущу, я и сам не такой. Но как будто бы нет, Мириам спала, тихая, как мышка. Прошка, устроившись на животе на противоположной от нее лежанке, посапывал, даже не проснувшись при моем прибытии.

Засыпая, я думал о том, что неплохо бы получить проводника до ближайшего поселения. Вот только как озвучить свои пожелания без знания их языка, и чем заплатить?

Среди ночи я проснулся от какого-то шума, доносившегося сквозь тонкие стенки хижины.

Прошка был уже на ногах и стоял, согнувшись в проеме двери, прочно их закупорив. Снаружи раздался рев, оборвавший звучавший на очень высокой ноте визг. Затем шума резко прибавилось. Тревожные голоса мужчин, опять чей-то рык, снова женский визг, к которым добавились испуганные крики детей. Я выскочил на улицу, уже привычно держа пистолет в левой руке, потому что правая была занята тесаком. Почему-то сейчас он показался мне надежнее шпаги. Слева расположился Проухв, белея еще не успевшим потемнеть древком от багра. Темно, черт побери, небо хмурилось еще с вечера и сейчас можно было разгадать только смутные тени.

На слух не понять ничего, но на нападение не похоже. А похоже это… больше всего это было похоже на то, как будто в деревню ворвался крупный хищник и сейчас метался по ней, вызывая панику среди женщин и яростный рев у мужчин. Глаза немного привыкли к темноте, и предметы приобрели более отчетливые очертания.

– За мной – коротко бросил я Прошке и сам бросился туда, где раздавался весь этот шум. Встретились мы на полпути. Что-то огромное прыгнуло на меня, когда я пробегал миом двух стоявших почти вплотную друг к другу хижин. И мне оставалось только вытянуть обе руки в ту сторону, с ужасом понимая, что выстрелить не успеваю. Спас меня Прошка, подставив острие своего багра навстречу зверю, уводя его в сторону. Зверь приземлился на бок и тут же рывком встал на лапы, разворачиваясь. И Прошка крюком багра, дернув за его ручку, снова повалил его на бок, давая мне то мгновение, что необходимо для выстрела. Я попал, потому что хищник дернулся, заваливаясь на другой бок. Ранение оказалось не смертельным, и следующий мой выстрел поймал его уже в полете. Наверное, все сложилось бы чуть удачнее, будь в стволах обычный заряд пороха. Но выстрел с полуторным зарядом дал такую отдачу, что наведение пистолета после первого выстрела на цель, заняло чуть дольше времени, чем было необходимо. Второй мой выстрел тоже не прошел мимо и все же распластавшегося в прыжке хищника остановить не смог. Но на его пути встал Проухв держа багор поперек вытянутыми руками. Я ударил тесаком упавшего на землю зверя, целясь в голову, затем Прошка воткнул в него острие багра. Подскочивший Муимбус вонзил в тело все еще дергающегося зверя длинный и широкий наконечник своего копья, провернул его, затем выдернул и с хекающим криком ударил еще два раза. Все. Тело было неподвижно.

И тут Муимбус начал ожесточенно пинать мертвого зверя, яростно что-то крича срывающимся голосом.

Затем он уселся на землю и его поникшие плечи часто вздрагивали.

Из темноты осторожно приблизилось несколько человек, один из них потрогал мертвую тушу копьем и они поволокли ее на расположенную посреди деревню площадку, туда, где еще вечером горел огромный костер, и было так весело.

Утром мы рассматривали мертвого зверя. Он был огромен, и даже мертвый внушал страх.

Женщины, собравшиеся на площади, боялись подходить к монстру, и рассматривали зверя издали, обсуждая ночные события.

Даже некоторые из мужчин опасались приблизиться к нему ближе определенного расстояния, которое сами же и определили.

Несуразно огромная голова с огромными желтыми клыками и короткой черной щеткой на загривке, куцый голый хвост, заканчивающийся кисточкой. Тело с непомерно широкой грудью, покрытое бурой шерстью с рыжими пятнами подпалин… Я не видел такого зверя раньше, и в моем мире их не было точно. Разве что когда-то давным-давно они вымерли.

В деревне погибло пять человек, еще несколько получили серьезные раны. И среди погибших была мать Муимбуса.

Что нужно было этому монстру в деревне, ведь он пришел не охотиться? Или у него волчья повадка, ведь те, когда начинают резать беззащитное овечье стадо, становятся такими пьяными от крови, что все не могут остановиться.

Я оглядел тушу. Вот следы от ударов копья Муимбуса, вот от Прошкиного багра.

Вот отметина от моего первого выстрела, пуля пробила левую переднюю лапу.

От второго выстрела осталась кровавая полоса на лбу, видимо пуля срикошетила от лобной кости. Да уж, Проухв, я опять должен тебе жизнью.

Сам Прошка отделался глубокой царапиной через всю грудь, оставленной когтем зверя и этой раной перед Мириам он мог гордиться.

Когда Мириам обрабатывала ему рану, она посадила его на лавку, но даже в таком положении возвышалась над ним едва на голову. Она хлопотала вокруг него, приговаривая – букашечка мой – а Прошка откровенно млел. И вид у него был такой, что он готов один выйти на этого зверя, лишь бы все это повторилось. Затем их идиллия закончилась, потому что Мириам потребовала у него снять штаны, чтобы осмотреть раны и там. Тут я тактично вышел.

Объясниться с Муимбусом мне удалось достаточно легко с помощью жестов и рисунков на земле. Он не выглядел уже таким весельчаком, как еще вчера, но на его лице не было и тени смущения, от того, что люди видели, как он рыдал, горюя о своей погибшей матери.

А я сидел и думал, что зря мы вбили все в голову то, что умнее этих людей, дикарей по нашему мнению. И пусть сидящий передо мной человек понятия не имеет, что земля имеет форму шара, что существуют такие науки как генетика или астрофизика, и еще о массе других вещей… Разве от того, что это знаю я, я пользуюсь большим объемом мозга, чем он? Нет.

Но зато все его знания сопряжены с навыками и умениями, в отличие от того же меня, чья голова забита массой ненужной и никогда не могущей пригодиться мне информацией. Так кто же из нас более ущербен?

И что, от всего этого он не умеет любить, страдать или определить, что вот этот человек трус, вот тот негодяй, а вот тому можно доверить свою спину? Не может восхищаться красотой женщины, любоваться пламенеющим закатом, взять в руки своего только что родившегося ребенка глядя на него ласковой улыбкой, ощущая, как замирает сердце, и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы?