Андрей Некин - Кукловод

Говорили, походил больше на титана, чем обычного человека. Его испытание заканчилось быстрее чем у других древних императоров. Мало кто осмелился выйти против короля, после вида его первых жертв.

Одного он просто разрубил пополам, второму откусил нос и кусок щеки, когда тот сковал движение меча огромным цепом, у третьего смят шлем и отрублены ноги. «Следующий! Выходи вперед, трусливые шакалы! Я не поведу за собой трусов!» — требовал рычащий как зверь Дорн Рокката, а легион трясся в страхе перед своим властелином. Горак Страшный возил за легионом телеги с головами собственоручно поверженных им врагов. Обозы разносили вонь гниющей плоти на добрую лигу вокруг, а советники только и делали, что упрашивали перейти императора с голов на уши. Ребелий Тяжелые-руки, проигрывая сражение, бился до последнего, оставшись в одиночку против целой орды. В окружении. С сотней кровоточащих ран. Мервые трупы росли вокруг него стенами. Ходят легенды, что орки не могли поразить его сердце до самого рассвета. Лирус Бессмертный упал с лошади. Дубина тролля разможжила его ноги в кровавую кашу. Но он снова взобрался на коня одними руками и повел свои легионы дальше. Последний приказ императора — навсегда приковать свое покалеченное тело тяжелой цепью к боевому коню, чтобы позор падения на землю никогда не повторился… Они говорили со своим оружием на бегу сквозь время и пространство, с радостью принимая и отдавая эстафету войны друг другу, спасая свою вымирающую расу от бесконечной жестокости древнего континента. Ведь люди стали хозяевами совсем недавно, гордо вытянув нос от превосходства своей науки перед сталью низших дикарей. Еще пару столетий назад все было совсем не так. Но время прошло, и древние императоры забылись… Стормо вздыхал. Он не достоин. И также думали все, начиная с Роко Злосчастного, обманывали сами себя, не признавались себе, цепляясь за титул. Так было. Иначе достоинство рода не упало бы в выгребные ямы, лишив само себя остатков власти. Стормо подтянул декоративный фламберг и сонно закрыл глаза:

— Слышишь? — спросил он его, сжимая покрепче. Сталь в ответ лишь звонко молчала.

— Возможно настал наш черед выйти на поле перед легионом и сказать: «Я — Император!»…

Утро выдалось холодным. Стормо Торрий кутался в колючий шарф. Вчерашний энтузиазм исчез без следа. Но не то было с Римусом Тиглем. Старец бодро скакал впереди, указывая дорогу. Чем ближе они подъезжали к Фиору Болотному, что лежал на их пути перед осажденным с востока Рейнгардом, тем больше им встречалось повозок со спасающимися горожанами. Они говорили страшное.

Пограничный город упадет в течение недели максимум. Армия гулей, живых мертвецов, заполонила все поле перед великой стеной. Они карабкаются поверх своих же голов, а горящее масло в цитадели не бесконечно. Говорили также о странных повелителях армии. Дворянине в дурацкой огромной шляпе с зонтом и нищем менестреле, закутанном в плащ. Рассказывали: тот менестрель ведет Гулей на штурм музыкой на чугунном скрипусе, как когда-то водили орки в бой свою северную орду. «А чтоже легион?» — спрашивал Римус, а в ответ люди лишь недоуменно пожимали плечами, мол что могут остатки легиона без артиллерии. Вроде подъезжает кавалерия с запада, но будет ли от нее толк при осаде в городских условиях? А магистрат, судя по всему молчал. Молчал упорно. Как будто не осталось в живых никакого магистрата. Военные дирижабли, артиллерия стягивалась к Рейнгарду. Но город, судя по словам путников, уже приготовились отдать. Самый мощный форт на восточной границе хоронили без всяких колебаний. Римус Тигль хватался за голову, а Стормо корежило от наивных надежд бегущих горожан. «Ничего, скоро ректор Реле вернется и мокрого места от третьей стороны не оставит. Переждать надобно просто. Вот что, благородные господа». У самого Фиора Тигль заставил «ведущего легионы» надеть знак императора. То был древний серебрянный браслет с отличительным символом легиона. Браслет был слишком широк для худого запястья Стормо, то и дело грозя бесславно свалится в грязь, и потому он нацепил его на плечо. «Вы совсем потеряли форму, Сир» — ругался советник, размахивая бородой. Люди же замечали браслет, но не проявляли никакого особого внимания. Еще бы. Никто кроме легионера не ведал что это, да и там многие знали о нем лишь понаслышке. Промозглый дождь лил, не переставая. Дороги размыло так, что даже лошадиные копыта вязли в грязи.

— Прекрасная погода, Сир, — кряхтел Тигль. — Видели бы вы, как легионы шли через пустошь во время месяца великого ливня. Вот тогда было страшно. А это так, к подошве прилипло. — Тигль подобрал бороду, правя лошадь по колено в луже. — Относитесь к этому, как к тренировке духа, мой император. Впереди упало дерево, взметая вверх тучи брызг, видимо вымыло корни, а земля стала одним большим куском грязи. Хорошо если они проходили лигу за фазу. Застрявшие покинутые повозки делали тракт похожим на одну необъятную помойку. Лишь кое-где мелькали островки жизни — костры под наспех раздвинутыми навесами. Лишь слякоть и бесконечный барабан дождя, и одинокая лютня уставшего менестреля, прибившегося к какой-то компании беглецов. Стормо Торрий соблазнился было мыслью сделать привал, но неумолимый Римус гнал их вперед. Поздней ночью они оказались под стенами Фиора, но там ожидала очередная неприятность. Город на военном положении наглухо закрыл ворота на ночь, и лишь звон серебра смог пробить маленькую щель в его непробиваемой обороне. В ту щель они и просочились. Римус настаивал на том, что бы не раскрывать титул Стормо перед теми, кто легионером не являлся.

«Так оно надежнее будет, Сир» — шипел он, оставляя их без благ, что мог предоставить им подобный сан. В конце концов кто откажет императору в ночлеге? Нынче же таверны Фиора забиты под завязку, и им удалось найти место только на окраине, где обычно ночевали самые бедные крестьяне и представители лихих профессий. Не замечая ни грязи, ни насекомых, ведущий легионы упал без сил в ловко замаскированное логово клопов.

В кровать то есть.

— Подъем, Сир! — без всякой жалости заливался с самого рассвета Римус. Еще вечером он прослышал о когорте легиона, расположившейся в черте города. Дождь кончился. В створы окон ярко бил свет, разгоняя ночной холод и стаи юрких многоножек. «Питательная штука, Сир» — подметил советник, поймав одну из них за длинный ус и отправляя в рот. Тигль уже успел одеть кирасу и занимался тем, что прилаживал деревянную ногу на ее обычное место. Борода его совсем потрепалась и теперь висела жалкими клочками, напоминая высушенное мочало. Стормо Торрий выглядел и того хуже. Глаза ввалились, кожа посиневела от болотной воды, а плащ изодрался вконец, сверкая дырами и проплешинами.