Андрей Некин - Кукловод

— Руби, руби его, мой император! — раздался голос Тигля из неорганизованной толпы. И Стормо рубил. Мечи других отскакивали от врагов, как от камня. А фламберг входил в гнилую плоть легко и споро, как и пологается хорошо заточенному клинку. Мгновение, и с гулем покончено. Неужто детская игрушка годится на нечто большее, чем красоваться перед зеркалом? Стормо, не раздумывая, бросился вперед, нарушая все многочисленные указания своего советника. У остальных дела шли куда хуже, нежели у него.

— Строй! СТРОЙ! — крикнул Стормо не своим голосом. Испуганный визг уличной девки, а не приказ, — наверняка сказали бы Дорн и Горак, посмеиваясь. Но легионеры услышали. Они не слышали друг друга и самих себя, они не слышали легата Римуса, и своих командиров, Богуса и Варравия. А его, Стормо, с тонким, почти девичьим голосом, услышали. Услышали и повиновались.

Богус подхватил раненного соседа, и отправил пинком в тыл. Плечи сомкнулись сами собой. Доспех к доспеху. Меч к щиту. Вражеский залп стрел беспомощно скрипит по ряду блестящей стали. Мертвецы напирают, как бешенные. Напирают и отбрасываются назад.

— Черный огонь, Варравий! — выкрикнул Стормо следующий приказ.

Намного четче и уверенней, подобно настоящему ведущему легионы.

— Да, мой Император, — ответил Могулус с телеги. Он и сам давно догадался, что обычным оружием «этих» не взять. Все возился с бочкой черного масла и дулом старинного огнемета, унимая накатившую дрожь рук, поминутно шепча самому себе: «Спокойствие, Варравий, спокойствие. Ты где-то там в тоннелях родных гор. Родная штольня, трещит пламя печки — Ай, хорошо тебе, Варравий! Ай, как тепло!».

Центурий-Гном трусом не был, но был он не раз в отрядах огневиков, что слишком поспешно разжигали черный огонь. Нет тех отрядов больше… Но теперь он закончил. Пламенная струя плюнула с вершины телеги, унося в ничто мрак тумана и мертвую плоть врага. Варравий бил прицельно поверх голов своих же воинов, струя горящего масла разила на добрых десять шагов. Нет ног у Варравия, а рука еще помнит, твердая у него рука — улыбался седой бородатый гном, красный в отблесках пламени, да черный от летевшей копоти. Одная гнилая рожа, изуродованная смертью, сменялась другой, исчезающей в пламени, или под целым градом секущих мечей. Удар.

Второй. Третий. «Эх, косу бы!» — сетовал рычащий Богус, перерубливая чей-то хребет, наступая тяжелым латным ботинком в чьи-то кишки, проворачивая лезвие в глазнице ретивого гуля. Их становилось все меньше и меньше, но они шли вперед все яростней, пока и стоящие позади мертвые стрелки не побросали луки и не кинулись навстречу строю, прямиком в черное пламя. Последнего добивали сообща. Крепкий он был, как и прочие гули.

Легионеры отрубили ему все четыре конечности, повыбивали все зубы, и тот лежал злобным обездвиженым кулем, безумно скалящийся гнилой дырой рта по стороном.

— Сожги ты его, Варравий.

— Еще чего! Черный огонь тратить! — скупо огрызнулся гном, подгоняя лошадку — Чего встали? Слышали, что император сказал? До темноты из сонных дубрав дозарезу выбраться надо! Израненные и усталые, они шли вперед. Через крутые склоны и почти непроходимую чащобу леса. Марафон продлился до самого редколесья. То было приграничье Рейнгарда. За пять фаз они покрыли почти тридцать лиг трудной дороги…

Ферро истекал кровью. Первый же удар достал его. Великолепный, стоит отметить, удар. Стремительный. Точный. Вспорол ему брюхо, чуть не вывалив кишки. Мечник был виртуозом своего дела.

— Прекрасно! — одобрительно исторг рыцарь голосом камня. — Но ты забыл о дистанции… Ферро скакнул в сторону, с трудом поднимая меч снова.

— Какой смысл давать советы мертвецу, Господин? — отчаянно хрипнул он.

— А какой смысл их не давать, о юноша? — снова прыгнул на него рыцарь, опрокидывая мелкое деревцо по пути. Где-то наверху наконец-то прорвало тучи. Струи воды рухнули на землю, превращая болотную грязь в окончательную жижу.

— Теперь твой ход, юноша, — цеременно поклонился Ричард, замерев с мечом наперевес. По забралу рыцаря звонко шлепали холодные капли, но это нисколько не сокращало количества его энтузиазма. В небе искрил электрический разряд, гремел гром — все это не волновало, будто и не было ни болот, ни шторма, а он, Ричард, на какой-нибудь арене благосклонно принимает зрительское внимание.

— Вы очень странный воин, Господин. Господин молчал. Его болтливость ушла куда-то. Он словно заржавел под потоком воды, превратился в ожидающую статую, грозно темнеющую глазной прорезью. «Ну?» — нетерпеливо звякнуло сочленение железного пальца. Рыцарь давал возможность свинопасу атаковать себя. Ферро трясло то ли от холода, то ли от угрозы неизбежной гибели, а может от невыносимой боли в животе, да и не только там. Казалось, даже кисть может порваться и отвалиться вместе с тяжестью меча.

Вспомнился отчего-то родной луг. Зеленый и бесконечный, где в синем-синем небе проплывают лучистые светлые облака, не то что эти болотные серые хляби и мгла. А еще вспомнился дед. Встал перед глазами точно живой. Клыки торчат, шрамов на суровом лице больше, чем морщин. Толстые жесткие волосы торчат во все стороны. Грубые татуировки по торсу. Огромные такие рисунки черным цветом. Огромные, потому что и сам дед огромный, высокий, и такой твердый, что поцарапаться можно. Он, наверное, навалял бы этому коротышке в лощеных доспехах. На мелкие ошметки порубил бы прочную кирасу. На части бы разорвал! Гррх! «Умри, жалкий червь!» — взревел бы он. Меч Ферро скосил поросль высокой травы, взметнув вверх болотную грязь. И тутже поднялся, сверкая сталью от всплеска молнии, раздосадованный промахом, понесся в другую сторону. Ушел вперед, стремясь туда, к внутренностям черного рыцаря.

— О… — удивленно скрипнул черный шлем. Изумленный неожиданной прытью противника, Ричард отступал, хлюпая по колено в болотной грязи. И не пытался он остановить вражеский меч. Да и невозможно остановить орочий двуручник, который, что тяжелый таран, снесет любую защиту к чертям. Ричард скакал из стороны в сторону, пропуская заточенный лом мимо себя.

— Гррх! Ловкий червяк! — нечеловечески рычит Ферро, скалясь клыками. Добавляя к мечу крепкие пинки ногами. Толкая рыцаря в глубь смертоносных топей, поглощающую каждого, кто не осторожно ступит в ее мокрую пасть. Кровь капает с рваного брюха, но он подобно настоящему орку и не замечает того.

— Великолепно! — вопил рыцарь, и кажется впервые в безжизненном голосе появились нотки эмоций — Ты можешь еще сильнее! Старайся! И Ферро, взбешенный репликами, наступал еще отчаяннее, безумнее, без всякой мысли о защите. В глазах потемнело, надрывно всхлипнуло горло комком крови. Он осыпал мечника ударами, но попадал лишь в землю, поднимая вверх короны грязных брызг. Из десятков ударов попал только один, оцарапав на излете грудную пластину. Посыпались искры.