Константин Костин - Ксенотанское зерно

— А от них-то за что?

— За что? За то, что мне не пришлось приводить их в чувство самому. У меня было только одно средство, а оно не способствует народной любви, да и кровь с булыжников плохо отмывается… Так что, за все, что ты сделал: за Ирму, за выживших на площади, за помощь мне против заговорщиков… в общем, за все это, я хочу тебя вознаградить.

— Чем? — Якоб не чувствовал ни радости ни желания требовать чего-то особенного.

— Проси, что хочешь. Любое желание для спасителя короны.

Что просить? Деньги? Дворянство? Руку принцессы? Так Ирма еще не принцесса… Да и что ей делать в крестьянском доме, которого у Якоба, кстати, еще и нет.

Якоб поднял глаза:

— Ксенотанское зерно. Два мешка.

Король молча снял корону, достал платок, вытер лоб и надел корону обратно:

— Послушай, Якоб… А ты знаешь, что такого зерна нет?

— Знаю. Вот только один знающий человек сказал, что найти это зерно мне поможет сын старого мельника. Вы сможете.

Король смотрел на Якоба остановившимся взглядом:

— Тысячи колдунов, — сказал он, — тысячи колдунов придумывали, как убить врага на расстоянии, как остановить реку, как стереть в песок гору, как превратить свинец в золото, как достичь бессмертия… И никому даже в голову не приходило вырастить для крестьян волшебное зерно. Слишком просто… Слишком мелко… Слишком неинтересно… Якоб!

Король хлопнул парня по плечу:

— У меня целый монастырь колдунов! У тебя будет твое зерно! Два мешка

Король Вальтер наклонился с трона и повел носом:

— Отец Тестудос, мне кажется или от вас пахнет горелыми грибами?

— Кажется, Ваше величество, — поклонился аббат, — Я переоделся.

Монах только что вернулся из Чернолесья, где монахи взяли штурмом замок барона цу Шварцвальда и выжгли гнездо Грибного Короля до основания. Полностью Чернолесье не очистилось, грибница — вещь практически бессмертная, но, по крайней мере, новый Грибной Король вырастет разве что лет через сто.

— Хорошо. А то в Друдене и так слишком уж пахнет грибами.

— Откуда бы? — монах присел на табурет, повинуясь взмаху королевской руки, — Ведь все слуги Грибного пойманы.

— Пойманы… Пойманы-то они пойманы, но что мне с ними теперь делать?

— Так, Ваше величество, вы же давно хотели стать тираном. Вот вам шанс. Казните всех, да и проблема решена.

— Лекарство пуще болезни. Перебив всех тех, кто явно против меня, я получу кучу скрытых врагов, тайных мстителей и борцов за попранное что-нибудь. Родители, дети, братья, сестры, друзья казненных… Они все объединятся против меня. Никому же и в голову не придет, что фактически я казнил своих врагов, выступивших против меня. В глазах дворян казненные королем — всегда невинные овечки. Они же не преступники, всего-навсего хотели свергнуть законного короля, что такого? Казнив бедных, заблуждающихся детишек, я превращу в своих врагов половину столицы. И опознать их будет совсем не так просто, как слуг Грибного Короля. Так, глядишь, Друден обезлюдеет…

— Не думаю, что их будет так уж много.

— Открою вам страшную тайну, отец Тестудос. Меня не очень-то любят в столице. И до Грибного Короля у меня было много противников. Взять хоть цу Гольденберга… Вот, казалось бы, чего еще надо человеку? Богатый, титул герцога, владения… Твори, что хочешь, ан нет. Ты знаешь, он оказался вовсе не крестьянином, сыном дворянина, разорившегося во времена Новой династии…

— Э-э… Ваше величество, что-то я не очень понял. А вы-то тут при чем?

— Как это при чем? Я, придя к власти, не основал царство счастья на земле, не накормил голодных, не утешил обиженных. Думаете, это не повод? К тому же, когда родители цу Гольденберга обратились ко мне за помощью, я, мерзавец, не выделил им средств, достаточных по их мнению, для достойной жизни. Вернее, выделил, но мало. Короче, я — мерзавец и все тут.

— Но…

— Оставим дискуссию. Что с ведьмами?

Отец Тестудос улыбнулся. Ехидно так.

— Наши ведьмочки ропщут, но вынуждены подчиняться требованиям монастырского устава.

— Все шесть?

— Все пять. Одна отказалась. Остальные после этого согласились. Хотя яда, который звучит в их вечерних разговорах, хватит на то, чтобы даже не отравить, а просто утопить половину королевства. Они видели себя красивыми, сильными колдуньями, плюющими на условности, колдуньями, перед которыми все склоняются и наперегонки бросаются исполнять все их капризы… А получили монастырское житье, грубую одежду, скромную еду, и требования дисциплины. Их жизнь скрашивает разве что отец Куникулус…

— Всем пятерым?

— Вы же его знаете…

— Знаю… Бедные девочки… Мало им монастырского быта. Что с поисками Мельничного Подмастерья?

— Ваше величество, это — легенда, которая ходит среди крестьян. Легенда о мельничном подмастерье, самом старом и самом сильном колдуне Нассберга. Колдуне, чей возраст никто не помнит, колдуне, который не хочет становиться мастером, хотя при желании легко мог бы стать и королем. Колдуне, который превыше всех ценностей ценит свободу и не допустит, чтобы дворяне и богачи обижали простых людей… Всего лишь легенда.

— Я разговаривал с этой легендой. Он мне нужен. Найдите его.

— Ваше величество, но ведь его никто не видел…

— Его видел Я! Ищите! Где бы он не спрятался — найдите мне эту легенду! Я хочу разговаривать с ним на равных!

— Рудольф, ты дурак!

Август цу Гроссабгрунд прошел туда-сюда. В казарменной комнате особо не разбежишься.

— Знаю, — бесцветным голосом произнес Рудольф цу Фламменден. Да, теперь у него была фамилия. Выбранная самим королем. Будь воля Рудольфа, он подобрал бы что-нибудь менее торжественное, но с королями не спорят.

— Нет, я понимаю, ты — дворянин, гвардеец, Личная гвардия… Спаситель королевской дочери и все такое… Но как тебе в голову пришло просить у короля ее руки? Да она младше тебя в два раза!

— Ну и что?

— В конце концов, она — дочь короля!

— Я люблю ее.

— Рудольф, — Август присел на кровать, на которой лежал гвардеец. Вопиющее нарушение устава…

— Рудольф, скажи мне, зачем тебе это? Я всегда считал тебя самым хладнокровным из всех моих ребят. Как тебя угораздило влюбиться?

— Не знаю, — Рудольф пожал плечами и взял гитару. Проиграл несколько аккордов.

— Ты хотя бы у нее спросил, хочет ли она замуж за немолодого битого, колотого и рубленного гвардейца?

— Спросил.

— И?

Рудольф промолчал.

— Разрешите проехать?

— Что ты… о, простите, ваше высочество.

Молодой дворянин, только что готовый ринуться в схватку с неосторожной девушкой, толкнувшей его коня, тут же рассыпался в извинениях.

Ирма вздохнула. Идея покататься по городу верхом, чтобы привести мысли в порядок, уже не казалось ей хорошей. Тесно, толчея, дамское седло… Сопровождающие, хорошо еще, что она смогла заставить их ехать позади. Придворные сразу подчинились, а вот гвардейцы…