Майкл Муркок - Город в осенних звездах

Или это, возможно, и есть катакомбы Свитавиана, где сначала христиане скрывались от преследования язычников, а потом наоборот? Где рыцарь Игорь фон Миров спит, чтобы проснуться, когда город, названный его именем, покорится владычеству тирании? Сам я всегда считал, что эти пещеры — легенда, порожденная прихотливой фантазией, позаимствованная у Рима или Константинополя. Но вот же они, несомненно, и я убеждал себя, что никто вовсе не собирается убивать нас на месте, в противном случае, мы бы давно уже были мертвы. Эти Белые Душители, похоже, слишком ленивы для того, чтобы соблюдать чрезмерную предосторожность или прибегать к каким-то хитроумным ухищрениям. Стало едва ли не жарко. На самом деле, я ощущал на лице жар от пламени, чувствовал рядом мерцание горящей головни. Звук шагов удалился. Закрылась дверь.

В воздухе чувствовался запах серы. Зловоние, наводящее на мысли о химических изысканиях и ретортах. Может это быть так своеобразно принимает нас тот, кто прислал нам записку относительно горючего газа? Благодетель с извращенным чувством юмора. Настойчивые невидимые руки оттащили нас к стене. Камень стены оказался гладким. Что-то охватило мою лодыжку, звякнула цепь. Нас приковали.

С глаз наших сняли повязки, но руки так и остались связанными. Поначалу я сумел разглядеть только слепящее пламя, потом — корзины с тлеющими углями, покачивающиеся под потолком, потом — расплывшееся обрюзгшее лицо… и внезапно все части шарады сложились и ответ прояснился!

Нас окружали банальные сценические декорации; такие встретишь теперь в любом современном театре, где прибегают к помощи всевозможных механических приспособлений, дабы воздействовать на чувствительность уважаемой публики: заставить народ в обморок падать от ужаса, если уж невозможно растрогать его высокой поэзией истинной драмы.

Здесь же, если я только правильно понял, готовилась постановка настоящего сатанинского шабаша! Несомненно, мужчины и женщины, что стояли в сумраке этого грота, были облачены на монастырский манер, лица их скрывали капюшоны и маски. Теперь я уже убедился, что никакие это не происки Монсорбье. Из-за громадной ширмы с намалеванною на ней козлиною мордой вышел тщедушный косолапый аббат в алых одеждах. Как и все люди подобного сорта, вместо того, чтобы заговорить нормально, он заунывно забубнил. Речь его, архаичная и какая — то явно неумеренная в плане употребления прилагательных, хлынула, как из отхожего места, где внезапно чего-то прорвало.

— Гнусные, дерзкие, нечестивые негодяи! Как осмелились вы пренебречь предостережениями нашего Зловещего Короля?! И теперь предстоит претерпеть вам безжалостное его отмщение!

Мерзостные, корчащиеся в пыли черви, стали вы ненавистны ересью вашей пред лицом Преисподней и Нечестивого Духа! — При этом оратор явно испытывал трудности в произнесении «р» и повсеместно его заменял на «в». — Чем оправдаете извращенность вашу? Или неведомо вам, что преступления ваши повлекут за собой праведный гнев Люцифера?

— О господи! — проговорил по-английски Сент-Одран. — Худшей судьбы и представить себе невозможно, верно, фон Бек?

Похоже, мы угодили в лапы помешанного подростка со склонностью к дешевым аллитерациям. Боюсь, нам с вами при всем желании не обнаружить тут здравого смысла.

— Вы, сударь, будете говорить на цивилизованном языке, — пропищал захвативший нас, — иначе вообще языка лишитесь!

Теперь я узнал говорящего. Я с ним однажды встречался, у любезной нашей ландграфини. То был ее племянник, дьяволопоклонник-любитель, который так возмущался щедрыми ее дарами, коими она забросала наш путь. А он, без сомнения, уже подсчитывал размеры наследства.

— Любезный барон, — сказал я, — нетрудно было бы догадаться, что вы сейчас уязвлены, поскольку тетушка ваша предпочла ожиданиям вашим нашу смелую инициативу. Но тем не менее, не кажется ли вам, что даже ваши друзья, здесь собравшиеся, вероятно, почтут такую с вашей стороны реакцию несколько чрезмерной…

— Не насмехайся над сим ужас внушающим трибуналом, иначе суд над тобою свершиться безотлагательно и будешь ты приговорен без предъявления обвинений и слова защиты. Мы собрались здесь, жалкий ты человечишка, дабы судить тебя за неповиновение повелениям нашего Темного Господина, Повелителя Окаянного Царствия, Владыки Владык, Предводителя бессчетного легиона Проклятых, Его Сатанинского Величества, князя Люцифера! Ты открыто презрел повеления Ада, дерзостно вторгшись на спорную территорию вышнего воздуха, — царства, право на каковое предъявлено было уже господином нашим, и запретное для Человека. Что Иегова, архи-узурпатор, провозгласил пространства сии своими, то всем известно, но чтобы и люди еще привносили стремления гордыни своей в давний сей спор, — то неприемлемо ни для Ада, ни для Небес.

Ибо грядет уже Битва, коей Противостояние разрешится. Уже сочетаются Звезды!

Сент-Одран приподнял аккуратно подбритую бровь.

— Примите мои поздравления, герр барон, какая блестящая и хитроумная маскировка! — Говорил он достаточно храбро. — Но, должен заметить, что нахожу вашу речь несколько странной. — Слова у него выходили немного смазанными, голос слегка дрожал. Он не хуже меня понимал, что мы с ним оказались в руках недоумка-дегенерата. Этому барону нужен только предлог, чтобы обречь человека на самые изощренные пытки и смерть. Таких, как он, умолять бесполезно (в чем мне пришлось уже убедиться во Франции): остается только взывать о милости к Господу Богу, а во вселенной моей Господь Бог давно упразднен. Но Сент-Одран, не смотря ни на что, призывать помощь будет, любых вышних сил, не зависимо от того, верит он в существование оных или же нет. Тут он как раз запрокинул голову и завопил:

— О, заступник мой и покровитель! О, Люцифер, Князь Утра, просвети сих невежественных человеков, кого подвергают они гонениям!

Барон на мгновение пришел в замешательство. Стушевался. Прочистил горло.

По рядам конгрегации пронесся ропот. Сколькие из них прибегли к сатанизму исключительно для того, чтобы дать волю похотливым своим вожделениям, сколькие, хотя бы частично, верят в могущество Люцифера? Много ли среди них правоверных обращенных путей Его? Я не знал. Но Сент-Одран безошибочно отыскал наш единственный довод, и я снова, в который раз, — был поражен гибкостью (если не нравственностью) его ума.

— Люцифер! Услышь меня! — надрывался хитроумный шотландец. — Ибо имя твое, господин, произнесено было всуе и обращено против Сына твоего!

«Красный плащ» в возбуждении совершил категорический разворот к толпе и воззвал к ней:

— Он лжет! Он не адепт!

— Адепт? — вопит Сент-Одран, наращивая темп наступления и продвигая тем самым скромные свои достижения. — Воистину, я не «адепт». Я — Тог — могох, граф Огненной Бездны, и Люцифер мне отец! Я — эмиссар его на Земле. Сосуд единственный для вместилища мощи Его и мудрости! И назовут меня Зверем! Он уже полностью захватил аудиторию, те только тихонечко перешептывались между собой, в то время как наш барон оказался зажатым где-то посередине, — болтающееся меж Землею и Солнцем светило.