Gamma - Цели и средства

— Пью кровь маггловских младенцев?

— А что, в Ордене был такой ритуал? – не моргнул глазом Старик.

Слушать расхотелось, и он так и не узнал, чем же таким жутким занимается по ночам.

Кажется, старшие преподаватели его жалели. Минерва, Флитвик, Синистра, мадам Помфри – даже «бабуля Спраут». Даже Хагрид – а ведь он, не в пример многим плаксам, никогда не пил чай с фирменными коржиками. Однажды он нашел на столе книгу о преодолении горя. Флитвик – кто еще мог до такого додуматься. Книга полетела в угол, пролежала там полгода. Потом он вытащил ее, пролистал и внимательно прочел раздел о саморазрушении. Пасхальные каникулы он провел дома в глубочайшем запое – швырял в стену мамины чашки, рыдал на куче ее шмоток, вытащенных из шкафа, достал с полки альбом с фотографиями, что когда‑то дарила ему Лили, – и испепелил по одной.

За день до конца каникул в Спиннерс–энд заявился Старик и наглядно доказал, что Снейп не единственный в мире хороший зельевар: влил в него какое‑то убойное отрезвляющее и антипохмельное зелье собственного изготовления. Зелье подействовало: его полчаса выворачивало наизнанку над вонючей клоакой во дворе, а потом еще раз – от перегарной вони по всему дому. Он вспомнил отца, его передернуло, и на ватных ногах он поплелся в сортир третий раз. «Третий – волшебный!» – хмыкнул Старик и заставил его склеивать чашки, чинить мебель и наводить порядок. Фотографии восстановить не удалось.

Он нарывался. Начислял слизеринским щенкам баллы за каждый взмах палочкой, драл по семь шкур с желто–красно–синих, орал на студентов и каждый год пихал горгулье в глотку пачку заявлений о месте преподавателя защиты. Старик мог бы жечь их не читая, но он исправно улыбался на педсовете в июне и весело объявлял в августе о новом «профессоре». Это стало обыденностью, рутиной, как и перепалки с Минервой (привыкайте, Северус, мы теперь коллеги!) из‑за факультетских распрей, как визиты вежливости слизеринским родителям. Старик взял слово и не собирался его возвращать.

Десять лет рутины невыносимо медленно протащились мимо и пропали – как не было. В школу поступил Поттер–младший.

Драко снова посмотрел на часы. Только полчаса. Не два и даже не один. А казалось, он бродит тут уже целую вечность. «Стрелка» по–прежнему указывала в самую непроходимую глушь. Ругаясь вполголоса, он полез в заснеженные кусты, вздрогнул от ледяных хлопьев за шиворотом… и практически тут же покатился вниз по обрыву, стукаясь о какие‑то невидимые под снегом пеньки и камни.

Старые рефлексы ловца с опозданием, но сработали, и перед окончательным падением Драко сумел‑таки сгруппироваться. Он осторожно поднял голову, встал – и тут же провалился ногой в ледяную воду: по дну оврага, куда он упал, тек ручей.

Хромая, он выбрался на сухой берег, достал палочку, чтобы высушить сапог. «Стрелка» вспыхнула красным и завертелась на месте. Он не успел сообразить, в чем дело, когда мимо уха свистнула стрела и воткнулась в старый дуб поодаль. На краю оврага, над его головой, неподвижно стояли два кентавра. Лук одного и арбалет другого наметили одну цель.

Не делать резких движений, не кричать и не врать. Главное – не врать. Пересиливая желание сжаться в комок и затаиться, он выпрямился и развернул плечи.

— Я пришел с Великой просьбой.

Ну вот. Либо теща права, либо это очередная выдумка Лавгудов, и он получит болт в один глаз и стрелу в другой.

Кентавры опустили оружие, развернулись и исчезли с обрыва. Где‑то в отдалении хрипло взревел рог. «Когда стражи уйдут, следуй за ними, они ждать не будут», – писала миссис Лавгуд. Он ринулся вверх.

И еще вечность бешеной скачки, ветки, царапающие лицо, промокшие насквозь сапоги, ледяной воздух, раздирающий легкие. Он потерял где‑то шапку, дважды чуть не уронил палочку и трижды чуть не упустил из виду два крупа: рыжий и вороной.

Лес кончился внезапно. Кентавры перемахнули через преграду из зарослей малинника, Драко с разгону влетел в кусты по грудь. Охнул, выкарабкался – и вышел на огромную утоптанную поляну, в центре которой горел костер. Пара десятков кентавров уже были здесь, а из леса на звук рога подходили все новые.

— Стой здесь, – в грудь ему уперлось острие копья. – Жди.

Теперь они должны позвать Геронта. Драко так и не понял, кто это такой: вождь племени, шаман, старейшина? Он вообще плохо себе представлял, как выглядит старый кентавр.

Выглядел Геронт преотвратно – и пах не лучше, чем выглядел.

Кониной несло от всех кентавров, включая белобрысого Фиренце, которого Старик приволок когда‑то в школу, но Геронт был к тому же невыносимо стар и не мылся, наверное, лет сто. Над мощными, мохнатыми конскими ногами нависало волосатое человеческое пузо, из спутанной и грязной бороды и копны свалявшихся волос на голове торчал красный нос и два мерзких бельма. Геронт был слеп.

В спину ощутимо ткнули копьем – тупой стороной. Драко скрежетнул зубами, вдохнул – и медленно выдохнул, послушно шагнув вперед. Не спорить. Не упираться. Главное – не врать…

Геронт протянул руку и провел пальцами по лицу Драко. Потом наклонился. Драко задержал дыхание: у старика страшно воняло изо рта.

— Ты рад, что тебя привели сюда?

Он не был готов к этому вопросу. Рад? Какое это имеет значение…

— Да.

— Тогда почему ты не улыбаешься?

Не врать. Вежливость – это тоже вранье? А умолчание? Спиной он чувствовал два копья и несколько десятков стрел, нацеленных на него.

— Я не улыбаюсь, потому что я устал, потерял шапку, промочил ноги и исцарапал лицо, – проговорил он, судорожно соображая, достаточно ли этой правды. Геронт молчал, хрипло дыша, и Драко заговорил снова: – Еще мне страшно, что твои лю… твой народ меня убьет. Я боюсь тебя… И ты мне неприятен. Вот… поэтому на моем лице нет улыбки. Но я рад, что я здесь, потому что я хотел попасть сюда.

Он ждал возмущения за спиной, но стояла мертвая тишина. Геронт выпрямился.

— С какой просьбой ты пришел?

Вот оно… неужели этого хватит?

— Я пришел просить племя кентавров дать мне свою кровь. По несколько капель от каждого воина племени.

— Для чего тебе кровь?

— Я хочу провести Обмен Хирона… – он помедлил. – Я хочу вернуть к жизни отца.

— Ты хочешь уйти вместо него?

— Да.

— Для чего?

Спроси кентавр «почему», Драко нашел бы что сказать. Зачем?..

— Чтобы… чтобы отец вернул роду Малфоев былую славу, – выговорил он.

Геронт помолчал выжидающе, потом нахмурился.

— Это не ответ.

Молчание за спиной стало по–настоящему гробовым. Не «ложь», – понял Драко. Пока что не «ложь»…

— Прошу тебя о милости, Геронт, – быстро заговорил он. – Я много думал о причинах, но не задумывался о целях, мне непросто сразу ответить на твой вопрос…