Gamma - Цели и средства

Смыв кровь, он снова взглянул в зеркало.

— На тебе лица нет, мальчик, – пропищала старая стекляшка.

И не только… Он уже сам не понимал, чего хочет и что делает, он слепо действовал по намеченному раньше плану – как марионетка под «империусом».

Камень в лесу? Поттер его бросил? Хорошо, ему покажут это место. Он уже знал кто.

Зелье памяти. Надо поднять старые конспекты…

Эван не пришел ни в субботу, ни в воскресенье. Дора сказала, что он попросил заменить его на уроках, и Рем, встревожившийся было, успокоился. Если он правильно соотнес лунные циклы и смитовский недуг, Эван все‑таки приготовил зелье.

Он появился в понедельник, тринадцатого вечером.

— Сбежал, – признался Эван с порога. – Я ненадолго и только если не помешаю.

Рем махнул рукой и вернулся к столу, заваленному открытками, золотыми сердечками и шелковыми бантиками.

— Если ты не против творческого беспорядка, то сиди сколько хочешь. Только звездочки не рассыпь, в третий раз собирать не буду.

— Постараюсь, – прохрипел Эван и закашлялся. Полез было за фляжкой, но отдернул руку. Рем кивнул сам себе.

— Как горло?

— Болит, – скривился Эван. – К счастью, ровно так, как написано в источнике.

— Долго еще?

Эван пожал плечами, потер замотанную шарфом шею.

— Еще источник предписывает молчать.

— Молчи, – согласился Рем. – Валентинки клеить будешь?

Эван молча фыркнул.

— Зря. В заповедник бы отправил, девочкам. Берте, Ромашке… Броне.

— Броня мальчик.

— Ему все равно было бы приятно, – не уступил Рем. – Виоле?

— Виоле точно не стоит. Бедняга решит, что мне от нее что‑то нужно.

— Тебе явно пора что‑то менять, – улыбнулся Рем и приклеил еще одну звездочку.

Дора заглянула в гостиную, помахала Эвану, изо всех сил стараясь не заглядывать Рему через плечо.

— Привет еще раз. Как горло, получше?

— Через день–два буду как новенький.

— Смотри уже, – великодушно разрешил Рем. – Это не тебе, это мы с Тедди ваяем валентинку для Виктории.

— У–у. А Тедди‑то где? – чуть разочарованно спросила Дора.

— Выпрашивает у бабули красивую ленточку. Приделаем ее вот сюда – и у нас будет самое красивое любовное послание во всей Англии. Конечно, не считая того, что я сделал утром, пока та, кому оно адресовано, муштровала хогвартских студентов.

Дора со счастливым смехом унеслась к матери, там, судя по звуку, опрокинула‑таки коробку с лоскутами и лентами, зато Тедди сразу нашел нужную и радостно завопил.

— До сих пор шлешь супруге валентинки, Люпин, – так романтично, – молчать у Эвана явно не получалось.

— Ага, – отозвался Рем. – И она хранит все семь. Чертовски романтично, Эван.

— Так у вас на завтра большие планы?

— У нас завтра традиционный детский сад, – улыбнулся Рем. – И ты приходи, если хочешь. Мы собираем всю малышню на вечер с ночевкой. Тедди, Вики, Джим, Фредди, может, еще Молли подкинут — в общем, много и весело. Молли ты не знаешь, это племянница Рона и Джорджа, очень серьезная маленькая леди, ну а с Фредди вы, кажется, пересекались пару раз в «Умниках». Вот тот мини–торнадо, которого Энджи отловила уже у самого котла, – это и был Фредди.

— Да уж, весело, – фыркнул Эван. – Выходит, освобождаете молодежи романтический вечер. А сами?

— Романтика всякая бывает, – Рем пожал плечами. – Дети… они так быстро растут. Тедди уже семь, с ума сойти, еще чуть–чуть – и в Хогвартс пора…

Рем махнул рукой, словно прихлопнул готовый сорваться поток банальностей. Как объяснишь – и кому он объясняет?

— Приходи, Эван, – повторил он. – Хорошо будет.

— Я на завтра заседание клуба пообещал, – неуверенно проговорил Эван. – И так три занятия пропустили, пока… – он дернул воротник.

— И кто к тебе завтра на заседание придет? – хмыкнул Рем. – А даже если кто‑то горит желанием провести романтический вечер в обществе котла и двух фунтов лягушачьей печенки, тебе ж помещение не откроют! «Умники» завтра работают до полудня для тех, кто не успел накупить валентинок с сюрпризом, а потом закрываются и празднуют. Так что не ищи отговорок, мы тебя ждем.

Эван посопел, но не отказался.

Тедди прибежал, размахивая трофеем. Рем повел палочкой, завязывая ленту в крошечный бантик, гордо продемонстрировал валентинку и аккуратно положил ее рядом с целым ворохом разномастных сердечек.

— А это улов? Не рановато? – снова заговорил Эван.

— Нет, это Андромеда накупила. Все красивые, глаза разбегаются, выбрать невозможно. Да ладно, раздарим. Гарри и Джинни, Рону…

— Невиллу, – хихикнула Дора.

— Невиллу? – Эван поднял бровь.

Рем улыбнулся, но проговорил совершенно серьезно.

— О, Невилл – мой герой. Он прикончил Сивого.

— Если ты готов… – сказал Старик.

Конечно, он не был готов. Готовился – да. Со дня, когда начала гореть метка, – да нет, раньше. С того жуткого праздника Победы, когда народ ликовал, а он стучал зубами в лазарете – от передоза эликсира покоя его бил озноб.

Из окон на простыни падали разноцветные отблески фейерверков: школа тоже праздновала. Старик пришел к нему в палату, уселся на подоконник лохматой тропической птицей и долго смотрел в окно. А потом сказал:

— Ты ведь понимаешь, что это не конец.

Старик не спрашивал, и он не стал кивать. Он понимал.

«Скажешь, что я сбил тебя с пути истинного, – говорил Старик. – Скажешь, что боялся наказания, а теперь раскаиваешься». Он кивал и вспоминал, как Лорд говорил ему примерно то же самое когда‑то.

Страшно не было. Было мерзко. Он сам уже не понимал, что и чего ради делает, кому служит, кого предает. «Он убил Лили, помни!» – напутствовал его Старик. Да. И все‑таки боль от «круциатуса», подаренная ему убийцей Лили, стала почти очищением. «Крещение болью» – Безумная Белла когда‑то щеголяла подобными фразочками. Наверное, тоже играла в саморазрушение.

Он вывалил на Лорда все. Страх за Лили и попытку подстелить соломки, которая обернулась годами рабства, боль от потери, ненависть к Старику, ненависть к мальчишке, жгучий стыд от предательства. Ему не нужно было придумывать эмоции и воспоминания – лишь направить поток в нужное русло.

— Теперь он думает, что я шпионю за вами, мой Лорд.

Лорд приподнял его подбородок – не забыл любимого жеста, – но читать больше не стал. В молодости Снейп гордился умением читать эмоции на неподвижной жуткой маске. Если верить старому чутью, Лорд был почти печален.

— Я не хотел ее убивать, мальчик, – произнес наконец он. – Я делал все, чтобы пощадить ее, поверь… Впрочем, ты никогда не умел верить.

Он встал и протянул руку требовательно: